Хроника смертельной весны

— Не собираюсь я ничего продавать, — тон хозяйки стал на редкость неприветливым.

— Ну, насколько я понимаю, дом вам не принадлежит, — вмешался Реджинальд. — Но, если вы будете вести себя тихо, то у нас есть шанс договориться к обоюдному удовольствию…

— Договориться?! — в бешенстве заорала Жики, вылетев из салона, — Да какого дьявола я должна договариваться с этой мерзавкой! Это мой дом, я имею на него полное право!

— Возможно, через суд тебе удастся восстановить право собственности, — примирительно согласился Реджи, — но не забывай про судебные издержки, расходы на адвоката, скандал в прессе и прочие малоприятные детали. Мне кажется, лучше договориться.

— Я не буду даже обсуждать подобный вариант. Закон на моей стороне, — отчеканила Жики.

Если бы она только представляла себе, во что ввязывается!

Спустя месяц был назначен суд. Моник порекомендовала ей адвоката, с десятком выигранных дел подобного рода за плечами. Все, казалось, складывалось удачно. Но незадолго до начала процесса ее адвокат исчез. Бесследно, среди бела дня — вышел утром, чтобы идти в свою контору на улице Тронше, да так в ней и не появился. Место заслуженного мэтра занял его коллега — недавний выпускник Сорбонны. Тем не менее, процесс начался, и продвигался довольно мирно, пока Жики не вызвали для дачи показаний. И тут все обернулось кошмаром, которого она никак не ожидала.

— В каком возрасте вы попали в Генгенбах? — спросил адвокат, защищавший интересы мадам Селен.

— В двенадцать лет.

— Чем вы там занимались?

— А вы не в курсе, чем занимались в концлагерях, мсье? Мы работали там как рабы, с раннего утра до поздней ночи, не разгибая спины, невзирая на пол, возраст и состояние здоровья.

— Неужели? У меня несколько другие сведения. Но об этом чуть позже. Поведайте нам, мадам, чем занималась в лагере ваша мать, Адель Ришар?

— Мою мать звали Ракель Перейра! — поправила его Жики.

— Мадам, в списках, найденных к комендатуре лагеря после освобождения, нет узницы под таким именем. Под номером 67178, который вы предоставили, значилась узница Адель Ришар.

— Мама назвалась ее именем по прибытии в лагерь.

— Каким образом? — в голосе адвоката не слышалось иронии, даже звучало некое сочувствие, и поэтому Жики честно ответила:

— В вагоне поезда, в котором нас везли, вместе с нами ехала женщина с дочерью, родом из Лиона. В дороге обе умерли.

— Как удачно! — воскликнул адвокат, всплеснув руками. — А вы уверены, мадам, что они умерли естественной смертью?

Жики показалось, что она ослышалась: — Что?

— Вы уверены, что ваша матушка не приложила к этому руку?

— Я протестую! — воскликнул мэтр Анне, адвокат Жики, подскочив на месте.

— Отклонено, — судья остановил того властным жестом. — Отвечайте, мадам.

— Да вы с ума сошли! Как вы могли такое подумать, — оскорбилась Жики. — Бедная женщина и ее дочь двое суток лежали в горячке, без лекарств и всякой медицинской помощи.

— Допустим, — уступил адвокат. — Тем не менее, факт остается фактом — ваша мать воспользовалась чужими документами, что является уголовным преступлением, мадам!

— Я… вы… да как вы можете! Она спасала себя и спасала меня. Если б мама и я попали в лагерь как еврейки, мы бы и месяца не прожили.

— Ага! — обрадовался адвокат. — Значит, ваша мать боролась за выживание! Как изобретательно. А спала она с руководством лагеря тоже в борьбе за выживание?

— Я протестую! — вновь выкрикнул мэтр Анне. — Это провокация!

— Послушайте, мэтр, — судья повернулся к адвокату мадам Селен, — чтобы выдвигать подобные обвинения, необходимо подкрепить их доказательствами. Иначе я привлеку вас за клевету.

— Непременно, Votre honneur![382] У меня есть самый надежный свидетель! Прошу вызвать мадам Грету Вигман. Она подробно расскажет нам о способах, которыми мадам Ришар… о, простите, мадам Перейра… а может еще точнее — мадам фон Арденн боролась за выживание. Нам понадобится переводчик.

Жики показалось, что она сейчас грохнется в обморок — перед ней стояла мерзкая тварь — Aufseherin[383] — та самая, которая отбирала женщин для утех лагерного начальства, подготавливала их, мыла, причесывала, давала чистую одежду, а потом отводила в офицерскую столовую, где несчастных терзали по нескольку часов. Те не всегда возвращались…

— Мадам Вигман, — начал адвокат, — вы работали надзирательницей в лагере Генгенбах, в бараке F с января 1940 по март 1944 года?

— Все верно, mein Herr[384].

— Вы были приговорены за это к наказанию?

— Да, mein Herr, я провела десять лет в тюрьме Айхах, в Баварии. Освобождена досрочно по состоянию здоровья. У меня астма, — Вигман демонстративно кашлянула.

— Сожалею, — заявил адвокат, а затем спросил:

— Вы помните узницу Ракель Перейра? Или Ракель фон Арденн?

— Нет, mein Herr. У меня прекрасная память.

— Может быть, Адель Ришар?

— О да! — кивнула Aufseherin. — Эту помню очень хорошо. Она пользовалась успехом у моего начальства.

— Я протестую! — воскликнул адвокат Жики.

— Протест отклонен. Продолжайте, мэтр.

— Поясните, мадам Вигман, что вы имеете в виду.

Бывшая надзирательница замялась: — Эта Адель Ришар была очень красивой. Мое начальство…