Я стоял на крыше, над головой сверкала гроза, на душе у меня было тяжко. Мне хотелось догнать Аури и извиниться, но я знал, что это бесполезно. Если задать лишний вопрос, она всегда убегала, а уж когда Аури убегала, она исчезала стремительно, как кролик в норе. В Подсветье была тысяча мест, куда она могла спрятаться. Найти ее было невозможно.
К тому же у меня было важное дело. Возможно, мой враг прямо сейчас пытается меня выследить. Мне было попросту некогда.
Путь по крышам занял у меня почти час. Вспышки молний, то и дело озарявшие крыши, скорее мешали, чем помогали: после каждой вспышки я надолго терял способность видеть в темноте. И тем не менее в конце концов я кое-как дохромал до крыши главного здания, где обычно встречался с Аури.
Я с трудом спустился по яблоне в закрытый дворик и уже собирался окликнуть ее через тяжелую металлическую решетку, ведущую в Подсветье, но тут заметил, что в тени ближайших кустов кто-то шевельнулся.
Я вгляделся в темноту, не различая ничего, кроме смутного силуэта.
– Аури? – осторожно спросил я.
– Я не люблю рассказывать, – тихо ответила она. В голосе у нее звучали слезы. Из всех ужасов, что я пережил за последние пару дней, это, бесспорно, было хуже всего.
– Аури, прости меня, пожалуйста! – сказал я. – Я больше не буду расспрашивать! Честное слово.
Из кустов раздался всхлип. Сердце у меня застыло, и от него откололся кусочек.
– А что ты делала на самом верху нынче ночью? – спросил я. Я знал, что об этом спрашивать можно. Я уже много раз спрашивал.
– На молнии смотрела, – ответила она и шмыгнула носом. – Я видела молнию, похожую на дерево!
– И что было в молнии? – мягко спросил я.
– Термическая ионизация, – ответила Аури. И, помолчав, добавила: – А еще – речной лед. И взмах кошачьего хвоста.
– Жалко, что я ее не видел, – сказал я.
– А ты что делал на самом верху? – Она помолчала, и я услышал негромкий, икающий смешок: – Такой сумасшедший и почти голый?
Мое сердце мало-помалу начало оттаивать.
– Я ищу, куда спрятать свою кровь, – сказал я.
– Обычно люди носят ее внутри, – сказала она. – Так проще.
– Я и хочу, чтобы ее большая часть осталась внутри, – объяснил я. – Но я боюсь, что меня ищут.
– А-а! – сказала Аури, как будто сразу все поняла. Я увидел, как ее фигурка, чуть более темная, шевельнулась и встала на фоне тени. – Тогда пошли со мной, в Перезвоны.
– По-моему, Перезвонов я еще не видел, – сказал я. – Ты меня туда уже водила?
Она шевельнулась – возможно, покачала головой.
– Это мои личные покои.
Я услышал металлический лязг, шорох, и за открытой решеткой вспыхнул голубовато-зеленый огонек. Я спустился вниз и очутился в подземном ходе рядом с ней.
При свете сделалось видно, что лицо у нее в разводах – вероятно, оттого, что она размазывала слезы руками. Я впервые видел Аури грязной. Глаза у нее сделались темнее обычного, и нос покраснел.
Аури шмыгнула носом и потерла чумазое личико.
– В каком ты ужасном виде, – очень серьезно сказала она.
Я посмотрел на свои окровавленные руки и грудь.
– Ну да, – согласился я.
Тут она улыбнулась слабой, но мужественной улыбкой.
– На этот раз я не так уж далеко убежала! – сказала она, гордо выпятив подбородок.
– Я так рад! – сказал я. – Ты извини, пожалуйста.
– Нет! – она коротко и твердо тряхнула головой. – Ты мой кирид, это выше любых упреков.
Она коснулась пальцем центра моей окровавленной груди.
– Иваре эним эуге.
Аури повела меня через лабиринт подземных ходов, который представляло собой Подсветье. Мы спускались все ниже – через Прыги, мимо Сверчейка. Потом миновали несколько извилистых коридоров и снова начали спускаться, по каменной винтовой лестнице, которой я никогда прежде не видел.
Вскоре я почувствовал запах сырого камня и услышал низкий гул текущей воды. Время от времени до меня доносилось то бряканье стекла о камень, то более мелодичный звон стекла о стекло.
Ступенек через пятьдесят широкая винтовая лестница исчезла в широком бурлящем водоеме. «Интересно, – подумал я, – глубоко ли под воду уходят эти ступеньки?»
Тут не пахло ни гнилью, ни затхлостью. Вода была свежая, чистая, и я видел мелкие волны, расходящиеся от лестницы в темноту, туда, куда не достигал свет наших светильников. Я снова услышал стеклянный звон и увидел две бутылки, которые крутились и подпрыгивали в водовороте, отплывая то в одну сторону, то в другую. Потом одна ушла под воду и больше не всплыла.
На латунной подставке для факела, вделанной в стену, висел холщовый мешок. Аури сунула в него руку и достала тяжелую бутылку, заткнутую пробкой, – в такой бутылке, должно быть, когда-то хранилось бредонское пиво.
Она протянула бутылку мне.
– Они исчезают на час. Или на минуту. Иногда на несколько дней. Иногда они вообще не всплывают.
Она достала из мешка еще одну бутылку.
– Лучше запускать не меньше четырех сразу. Тогда, с точки зрения статистической вероятности, как минимум две все время будут оставаться на поверхности.
Я кивнул, вытянул нитку из растрепанного мешка и вымочил ее в крови, которая покрывала мою руку. Откупорил бутылку и бросил нитку внутрь.
– И волосы тоже, – сказала Аури.