Она пронзительно взглянула на меня.
– Понимаешь?
Я не понял. Но все равно кивнул, не желая ее раздражать и отвлекать от рассказа.
– Эти древние знатоки имен ходили по миру мягко. Они знали лису и знали зайца, знали и расстояние между ними.
Она глубоко и тяжко вздохнула.
– Потом явились те, что видели вещь и думали о том, как ее изменить. Вот они-то мыслили о власти. То были изменяющие мир, гордые мечтатели.
Она сделала примиряющий жест.
– И поначалу это были неплохо. Они творили чудеса…
Ее лицо озарилось воспоминаниями, пальцы восторженно стиснули мою руку.
– Некогда я сидела на стенах муреллы и ела плод с серебряного дерева. Плод сиял, и губы и глаза всех тех, кто его отведал, становились видны в темноте!
– А Мурелла находилась в Фейе?
Фелуриан нахмурилась.
– Нет. Я же сказала. Это было прежде. Тогда небо было одно. Луна одна. Мир один, и в мире была мурелла. И плод. И я, я ела его, и глаза у меня сияли во тьме.
– Когда же это было?
Она слегка пожала плечами.
– Очень давно.
Очень давно. Так давно, что ни в одной из исторических книг, которые я видел или о которых хотя бы слышал, об этом не говорилось. В архивах хранились списки калуптенских хроник, которые восходили ко временам двухтысячелетней давности, но ни в одной из них не было и намека на то, о чем говорила Фелуриан.
– Извини, что перебил, – сказал я как можно вежливее и поклонился ей так низко, как только мог, чтобы не уйти под воду.
Она, смягчившись, продолжала:
– Тот плод был лишь началом. Первыми неуклюжими шагами младенца. Потом они зашагали все уверенней, все храбрей, все безоглядней. Древние мудрецы говорили: «стойте!», однако творцы их не послушались. Тогда они повздорили, сразились, и творцов запретили. Они были против подобной власти.
Глаза у нее просияли.
– Но ах! – вздохнула она. – Чего они только не делали!
И это говорит мне женщина, ткущая плащ из тени. Я даже представить не мог, что же было способно ее так восхитить.
– И что же они сделали?
Она развела руками, указывая на все вокруг.
– Деревья? – с восхищением переспросил я.
Она рассмеялась тому, как я это сказал.
– Да нет, фейенское королевство, – она снова взмахнула руками. – Оно создано по их воле. Величайшие из них сшили его из цельного куска ткани. Место, где они могли делать все, как захотят. И под конец трудов каждый из творцов создал по звезде, чтобы заполнить свое новое пустынное небо.
Фелуриан улыбнулась мне.
– Тогда-то и появились два мира. Два неба. Разные звезды.
Она показала мне гладкий камушек.
– Но луна по-прежнему была одна, гладкая и уютная на небосводе смертных.
Ее улыбка исчезла.
– Но один из творцов был могущественней остальных. Ему мало было создать звезду. Он направил свою волю за пределы мира и вырвал луну из ее дома.
Фелуриан подняла гладкий камушек к небу и старательно зажмурила один глаз. Она склонила голову набок, точно пыталась совместить очертания камушка с рогами растущей луны над нами.
– После этого пути назад не было. Древние мудрецы поняли, что никакими уговорами творцов уже не остановишь.
Ее рука упала обратно в воду.
– Он украл луну, и так началась война.
– А кто это был? – спросил я.
Ее губы сложились в лукавую улыбочку. «Кто? кто?» – проквакала она.
– Он принадлежал к одному из фейенских дворов? – мягко, но настойчиво переспросил я.
Фелуриан с усмешкой покачала головой.
– Нет. Я же сказала, это было до фейе. Первый и величайший из всех творцов.
– Но кто он был?
Она покачала головой.
– Не стоит называть имен. И я не стану говорить о нем, хотя он заперт за дверьми из камня.
И прежде, чем я успел еще что-нибудь спросить, Фелуриан взяла меня за руку и снова вложила камень между нашими ладонями.
– Творец, создатель тьмы, изменчивое око, простер он длань, воздев ее высоко, луну, украв, не смог он удержать, и вечно ей меж двух миров блуждать.
Она взглянула на меня торжественно и серьезно – нечасто мне доводилось видеть такое выражение на ее милом лице.
– Вот на твои вопросы мой ответ, теперь же главный выслушай секрет. Он – всех важней, со всем вниманьем слушай.
Она опустила наши сомкнутые руки на поверхность воды.
– Раскрой пошире, лягушонок, уши!
Глаза Фелуриан казались черными в тусклом свете.
– Два мира те луну к себе манят, как мать с отцом дитя за ручки тянут: туда, сюда, оставить не хотят и отнимать не перестанут.
Она снова отступила на шаг, и мы разошлись так далеко, как только могли, не отпуская камня.
– Когда в небесах половинка луны, смотри, как далеко мы разведены.
Фелуриан потянулась ко мне свободной рукой, тщетно пытаясь ухватить меня через пустую воду.
– И как бы к телу ни стремилось тело, увы, для встречи время не приспело.
Фелуриан шагнула вперед и прижала камень к моей груди.
– Когда ж у вас луна бока нальет, всех фейе к миру вашему влечет. Ее сиянье фей и смертных сводит, и время для свидания приходит, и миновать границу не труднее, чем в дом войти сквозь отпертые двери.
Она улыбнулась мне.
– Вот так и ты, в лесной глуши блуждая, обрел Фелуриан, того не ожидая.
Мысль о том, что полнолуние влечет в наш мир множество волшебных созданий, встревожила меня.
– Другие фейе тоже так приходят?