Он уже ничего не имел против того, чтобы помочь попавшему в затруднение римскому всаднику перебраться на Крит. Не теряя времени, старик отослал одного из своих рабов с письмом в Сиракузы, к Гаю Видацилию, у которого было больше возможностей связаться с Требацием. Последний же должен был принять какое-то решение, касающееся Минуция.
Ювентина уже знала от Мемнона, что в Сиракузах и вообще в Сицилии немало людей, так или иначе связанных с пиратами. Мемнон на всякий случай обстоятельно рассказал ей о том, как найти в Сиракузах гостиницу, владельцем которой был Гай Видацилий.
— Это большая перворазрядная гостиница. В ней останавливаются одни богачи. Она расположена на краю острова Ортигия, возле бухты, куда впадает ручей под названием Аретуса, — разъяснял ей Мемнон. — Кстати, гостиница тоже называется «Аретусой». Твое знакомство со мной и особенно с Сальвидиеном будет тебе порукой в том, что Видацилий позаботится о тебе.
Перед Ювентиной начинал понемножку открываться новый для нее таинственный и опасный мир морских разбойников.
На Крите, кроме местных жителей, занимавшихся разбоем на море еще во времена царя Миноса[384]
, собирались и объединялись в грозные корпорации беглецы со всех концов света, среди которых особое место занимали римские изгнанники, которых возглавлял Требаций.Изгнанники из Рима сумели занять первенствующее положение в конгломерате отверженных, постоянно прибывавших на разбойничий остров.
Где-то на южном берегу Крита они построили крепость, назвав ее Новой Юнонией.
Как-то римляне послали против нее целый флот, но Требаций, соединив свои силы с пришедшими ему на помощь киликийскими пиратами, рассеял римские корабли.
Отдельные морские экспедиции, посылаемые Римом против пиратов, не приносили ощутимых результатов. Римляне уничтожали пиратские стоянки, разрушали их крепости, но корабли эвпатридов моря легко уходили от преследования. Все пиратские объединения представляли собой более или менее крепкие «плавучие государства». Во многих из них люди были связаны священной и нерушимой клятвой верности, раз навсегда заведенным порядком, нечасто позволявшим кому-либо незаметно покинуть это сообщество. Предателей, как правило, преследовала месть.
Совершенно неожиданно для себя Ювентина узнала, что с пиратами связаны даже те, кому по своему званию и положению это совсем не пристало.
Произошло это в один из последних дней пребывания ее и Мемнона в доме Сальвидиена.
Мемнон в тот день очень рано отправился в Формии, где начались большие торги, чтобы продать одну из лошадей и купить двуколку.
Ювентина тоже стала готовиться в дорогу. Она привела в порядок всю свою одежду. В этом ей помогли две рабыни хозяина дома. Они выстирали, просушили и разгладили ее туники. Мемнон обещал Ювентине купить на торгах более легкий плащ, потому что погода день ото дня становилась теплее.
К середине марта ожидалось, что весна окончательно вступит в свои права, а вместе с ней, как обычно, южный ветер принесет в Италию раскаленный воздух ливийских пустынь.
Около полудня Ювентина решила прогуляться в перистиле. На улице ей и Мемнону нельзя было показываться — осторожный Сальвидиен предупредил, что их пребывание у него в доме должно остаться незаметным для соседей. По этой же причине Мемнон отправился на формианский рынок еще до рассвета и обещал вернуться, когда стемнеет.
Внезапно она услышала какой-то шум со стороны улицы и последовавший вскоре стук входной двери.
В вестибюле послышались громкие голоса — один принадлежал Сальвидиену, второй показался Ювентине знакомым, но это не был голос кого-либо из обитателей дома.
Ювентина поспешила из перистиля в атрий с намерением побыстрее укрыться от посторонних глаз в комнате для гостей, но в этот момент в атрии появились Сальвидиен и человек в дорожном плаще.
Ювентина едва не вскрикнула от неожиданности, узнав в этом человеке Публия Клодия, наглого публикана, который два месяца назад в Риме приставал к ней с угрозами, добиваясь от нее любовного свидания.
К счастью, Клодий не успел ее увидеть.
Ювентина успела отбежать и спрятаться в андрон[385]
, узкий и короткий проход, соединявший атрий с летним триклинием.— Добро пожаловать, Клодий! — послышался скрипучий голос Сальвидиена. — По правде сказать, я думал, что ты давно в Сицилии.
— Нет, меня задержали дела в Риме, — отвечал Клодий. — Можешь меня поздравить, теперь я занимаю государственную должность.
— Да ну!
— Я назначен главным распорядителем сицилийской «десятины»[386]
, — довольно посмеиваясь, говорил Клодий. — Отныне мне доверено заведовать всеми зернохранилищами в Мессане. Этой должностью я обязан своему другу, нынешнему претору Сицилии Публию Нерве, да снизойдет на него благодать богов!.. К тебе я ненадолго, — сделав паузу, продолжал публикан. — Корабль, на котором я следую из Остии в Мессану, простоит в Кайете всего несколько часов, чтобы заменить его заболевшего гребца. Надеюсь, ты угостишь меня обедом, любезный мой друг. Заодно поговорим о серьезных делах.