Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

— Это хорошо, но подлечить тебя не помешает, — говорила Ювентина, начав снимать с него грязные, пропитанные кровью и присохшие к ранам повязки. — Придется тебе немного потерпеть…

— Ты не услышишь от меня ни звука, — мужественно пообещал Сирт.

Ювентина стала осторожно промывать африканцу раны на груди водой из кувшина, одновременно слушая его рассказ о том, как ему удалось спастись во время избиения беглецов капуанскими обывателями, устроившими им засаду у реки.

— Кое-кто бросался в реку и плыл к противоположному берегу, только там их поджидали казилинцы с дубьем и рогатинами. Что мне оставалось делать? Я решил прибегнуть к старому способу, который не раз использовал, скрываясь от облав в Помптинских болотах. Я срезал кинжалом стебель камыша, взял в рот один его конец и погрузился с головой в воду недалеко от берега, держа над водой другой его конец, и так дышал через него, пока вокруг рыскали убийцы. Не помню, сколько я пробыл под водой и как выбрался на берег. Раны мои кровоточили, голова кружилась и во всем теле я чувствовал такую слабость, какой никогда в жизни не испытывал. Я изорвал свою тунику, кое-как перевязал раны и стал дожидаться темноты, чтобы потом убраться отсюда, но вот пришла ты — да будут благосклонны к тебе все божества — и подала мне надежду. Ведь я понимал, что меня в конце концов схватят и пригвоздят к кресту. Теперь я навеки раб твой и…

— Да, теперь тебе везде и всюду придется звать меня госпожой и во всем меня слушаться, — мягко прервала его Ювентина. — Вот что я скажу тебе на будущее… Если в дороге кто-нибудь обо мне будет спрашивать, кто я такая и откуда, называй меня Веттией, женой Артемидора Лафирона из Брундизия, судовладельца, занимающегося морскими перевозками из Италии в Грецию… Хорошо запомнил или мне повторить?

— Да, моя госпожа, я запомнил… Ты — Веттия, а муж твой — Артемидор Лафирон из Брундизия, владелец кораблей, на которых доставляют грузы в Грецию и обратно в Италию.

— Я рада, что ты оказался таким сообразительным.

Промыв Сирту раны, Ювентина нарвала листьев подорожника (он рос здесь в изобилии), наложила их на раны и сделала новые повязки из чистой ветоши, после чего помогла раненому надеть тунику, которой он несказанно обрадовался.

— О, госпожа! — растроганным голосом воскликнул Сирт. — Родная мать не заботилась обо мне так, как ты!..

Потом Ювентина вспомнила о хлебе, который прихватила с собой из имения.

— Вот, подкрепись немного, — сказала она, протянув африканцу ломоть печеного хлеба. — Утром мы остановимся в каком-нибудь трактире и закажем себе горячий завтрак.

Сирт с жадностью набросился на хлеб, а Ювентина вдруг вспомнила о Минуции.

Она представила его в оковах, в мрачной тюремной камере и тяжело вздохнула.

Ей было ясно, что Минуций обречен. Претор может казнить его прямо в Капуе. Лукулл — магистрат, обладающий неограниченной властью вне пределов Рима. С другой стороны, Минуций является римским гражданином, причем из всаднического сословия. Возможно, претор отвезет его в Рим и судьба предводителя восставших рабов будет решаться там. Но вряд ли Минуций воспользуется правом провокации[444]. Народное собрание только подтвердит судебное постановление о применении к нему высшей меры наказания, а о законе Гая Гракха, который предусматривал в качестве высшей меры для римских граждан изгнание, а не смертную казнь, никто не вспомнит…

— Торопиться нам незачем, — заговорила Ювентина после минутного молчания, как бы рассуждая вслух. — На правый берег Вултурна мы можем попасть, лишь проехав через Казилин, но мы это сделаем днем, а не ночью, чтобы меньше привлекать к себе внимания. К тому же у меня возникла одна мысль…

Она снова умолкла, задумавшись.

— Знаешь что, Сирт? — сказала она после долгого молчания. — Нам с тобой следует, как только рассветет, наведаться в Капую.

— В Капую? — осторожно переспросил африканец, проглотив последний кусок хлеба.

— Да. Там мне нужно встретиться с одним моим хорошим знакомым… Как ты себя чувствуешь?

— Благодаря твоим заботам твой ничтожный раб чувствует себя так, словно он заново родился на свет.

— Этот мой знакомый — римлянин, центурион, — продолжала Ювентина. — Мы знали друг друга еще в Риме. Недавно я спасла ему жизнь. Надеюсь, он этого не забыл… Мне нужно разыскать его и поговорить с ним… о Минуции, которого, вероятно, держат в капуанской тюрьме.

— О Минуции? Но ему уже ничем не поможешь, — тихо проговорил Сирт.

— Это верно, — вздохнула Ювентина, — спасти его невозможно, но… может быть, Лабиен — так зовут римлянина, который, кстати, до восстания был самым близким другом Минуция… может быть, с его помощью удастся избавить его от напрасных страданий, издевательств, пыток… ведь римляне все равно казнят его… Как ты думаешь?

— Но… разве есть такая возможность?

— Кажется, есть, — Ювентина еще раз трепетно вздохнула. — К сожалению, это все, что я и его римский друг можем для него сделать, — прошептала она.

— Если ты так решила… — начал Сирт.