Решение Минуция отправить ее и Пангея в Байи Неэра восприняла с тяжелым предчувствием близкого несчастья. Она не могла взять в толк, почему нужно оставлять дом без ее присмотра, раз сделка о его продаже фиктивная.
Уже перед Капенскими воротами, садясь вместе с Пангеем в повозку, на которой им предстояло совершить неблизкое путешествие к Байскому заливу, Неэра расплакалась.
Пангей, утешая старую женщину, сказал ей бодрым тоном:
— Ну что ты так убиваешься! Едем ведь не куда-нибудь, а к знаменитым целебным источникам. Клянусь Эскулапом, попользуешь там свои старые косточки, подышишь здоровым морским воздухом. А здесь, в Риме, того и гляди, начнется наводнение…
Но и у Пангея душа была не на месте. Минуций ничего не сказал о том, когда его ждать в Байях. По многим признакам Пангей догадывался, что господин затевает что-то недоброе против своих кредиторов. Верный слуга не исключал того, что ему придется в скором времени доказывать преданность господину, принимая участие в каком-нибудь рискованном и подсудном деле. Это очень тревожило Пангея, не отличавшегося большой отвагой.
После отъезда Пангея и Неэры с Минуцием остались всего четверо рабов, не считая Ювентины. Это были Ириней, Геродор, Эватл и Стратон. Все остальные были отправлены сопровождать в Кампанию груз с оружием. Минуций предполагал выехать туда же через несколько дней после судебного разбирательства.
Ноны февраля выдались холодными и пасмурными. Над Тибром плотным слоем навис туман. Прохожие на улицах зябко кутались в зимние плащи, озабоченно поглядывая на небо, затянутое мрачными темно-серыми тучами.
В это время года над Римом часто проносились ливневые дожди, а то и шел мокрый снег, но самым огорчительным для обитателей Вечного города было то, что уровень воды в реке при большом количестве осадков начинал быстро подниматься, и Тибр, выходя из берегов, затоплял целые кварталы, находившиеся в низменных местах.
Незадолго до полудня возле круглого храма Весты, где был преторский трибунал — каменное возвышение, с которого вершили суд городские преторы или назначенные ими судьи — стали собираться тяжущиеся со своими друзьями, приглашенные на суд свидетели и просто любопытные из числа праздношатающихся граждан.
По разговорам в толпе, судебное расследование должно было быть драматичным, ибо за него взялся сам претор, так как дело касалось многих людей из всаднического сословия.
На суд в качестве истца явился и Гней Волкаций. Его сопровождали Габиний Сильван и Лициний Дентикул.
Неторопливо приближаясь к храму Весты по Священной улице, они делились друг с другом последними новостями.
— Ну и ловкач же этот Клодий! — говорил друзьям Дентикул. — Мало того, что сам он получил от нового претора Сицилии прибыльную должность хлебного распорядителя в Мессане, он и про Марка Тициния не забыл — пристроил-таки его в преторскую когорту Лициния Нервы…
— Дорого бы я дал, чтобы узнать, как ему удалось так быстро разбогатеть! — завистливо отозвался Сильван. — Отец его, как вы знаете, был осужден с конфискацией имущества и пропал в изгнании. В молодости Клодий вынужден был служить во флоте простым матросом…
— Удачно женился — вот и весь секрет! — пожал плечами Волкаций. — Говорят, он взял за женой неплохое имение…
— Какое там! — презрительно сказал Сильван. — Имение это — дрянь, вы уж мне поверьте. Нет, он разжился после того, как его взял с собой писцом один сицилийский квестор. Случилось так, что этот квестор попал в плен к пиратам и поручил Клодию собирать деньги для выкупа по городам Сицилии…
— Ну, если бы тебе, Сильван, довелось поучаствовать в этом темном деле, я думаю, ты тоже не оплошал бы! — с усмешкой заметил Волкаций.
— А вот бедному Приску не повезло, — сказал Дентикул, вспомнив о своем друге.
— А что с ним стряслось? — спросил Сильван.
— Вы не знаете? В прошлый раз он играл с нами на деньги, полученные им из казны на приобретение государственного коня[333]
, и все спустил. Его отец, узнав об этом, пришел в неописуемый гнев и приказал высечь сына, как негодного раба, после чего отослал жить в деревню.— Жаль молодого человека, — сказал Сильван, быстро переглянувшись с Волкацием, — но он был слишком уж горяч в игре…
Подходя к трибуналу, все трое увидели среди толпившихся возле него людей Вибия Либона, который оживленно беседовал с одним из истцов, известным в деловых кругах капуанским менялой.
Либон, завидев друзей, оставил капуанца и поспешил к ним.
— Слыхали? — наскоро поздоровавшись со всеми за руку, сказал он. — Минуций, оказывается, продал свой дом в Риме — единственное, что еще не подвергалось залогу.
— Не думаю, что Минуций продал свой прекрасный дом с благородной целью оплатить все свои долги, — заметил Дентикул.
— Ты прав, — сказал Либон. — Дом куплен неким Секстом Аттием Лабиеном. Известно, что он человек небогатый и вряд ли уплатил деньги за дом, который по самой скромной оценке стоит не менее полутора миллионов. Скорее всего, заключенная сделка попросту фикция, только оформлена она самым законным образом — тут ни к чему не подкопаешься.