Хроника времён 'царя Бориса'

Борьба против средств массовой информации - ещё одна глава того же самого романа. Сейчас объектом расправы, скорее всего, стану я, как председатель национальной телерадиокомпании. У меня с Хасбулатовым особые отношения. Мы достаточно давно знаем друг друга. И на съездах, не уступая требованиям немедленной расправы со мной, он поступал искренне, как бы отдавая долг за поддержку, которую я ему оказывал ранее. Но это был другой Хасбулатов, в большей мере принадлежавший себе. Моя отставка - одно из условий, которые, вероятно, поставил Фронт. У них тоже нет выхода. Захватить Компанию - значит обеспечить себе успех на выборах. Видимо, так устроена жизнь: из всех ролей, которые мы исполняем, есть одна - она написана без нашего участия - роль жертвы. Меня всегда потрясали архивные откровения времен войны, из которых следовало, что та или иная воинская часть должна выполнить отвлекающий маневр, имитировать либо наступление, либо прорыв, иначе говоря, принести себя в жертву во имя великой победы. Ну а все настоящее произойдет на другом участке фронта. Опять же немалые жертвы, но и возможность победы мне не дают уйти в отставку, не дают сказать: "А пошли вы все!.." - и хлопнуть дверью. Мне не дают это сделать мои коллеги. Окружение Президента тоже не в восторге от этой идеи. Мне как бы напоминают - ты ещё не сыграл свою главную роль, роль жертвы, роль распятого на кресте либо сгоревшего на костре ненависти. Меня останавливают либералы, демократы. Рушится хрупкая убежденность, что можно сохранить равновесие, баланс объективности. Парламент перестал быть парламентом. Компания никогда не примет идеи Фронта национального спасения, собравшего под свои знамена мыслимую и немыслимую реакцию. А современный парламент, по сути, её ядро. Но, вопреки обескураживающим фактам, я - счастливый человек, и не в силу везучести (я родился в мае, и, по народному поверью, мне суждено маяться), мое счастье совсем в другом. Трижды в своей жизни я начинал совершенно новое дело, я создавал нечто, чего не существовало ранее.

В шестидесятых мы пережили хрущевское реформаторство, когда партия была структурно разделена на сельский и городской массив. Я был избран первым секретарем Ленинградского сельского обкома комсомола и создавал этот обком, создавал совершенно другой мир отношений. Несколько лет спустя я оказался во главе журнала "Сельская молодежь". Журнал имел незначительный тираж, и передо мной стояла задача создать журнал заново, как говорят "возродить из пепла". Я не заменил команду, не стал подыскивать журналу новое название, я задался целью доказать, что эти же самые люди, которых мне было рекомендовано уволить как бесперспективных, могут подняться на новую творческую ступень, захваченные высоким замыслом. И дело совсем в немногом - создать образ этого замысла и заставить поверить в него. Именно в те годы я сформулировал свое кредо, сначала как молодежного лидера, а затем как профессионала: руководить - значит разрешать. И мне с коллегами удалось создать один из самых популярных журналов.

И наконец, спустя двадцать пять лет, уже будучи немолодым человеком, я согласился на рискованное плавание, не без сомнений, внутреннего сопротивления, но согласился. Надо было создать общероссийскую телерадиокомпанию. Создать и построить в условиях тотального разрушения вокруг. Мои друзья и единомышленники, а в каждом из этих дел они были, я верю, не жалеют, что судьба нас свела вместе.

Возможно, переворачивается последняя страница моих карьерных притязаний. Я устал от непонимания и угроз. Общество никогда не бывает идеальным. И период смуты - время неподходящее для торжества великих идей. Я не знаю, что утешительнее: когда жертвуем мы или жертвуют нами. Самое странное, что в эти моменты интеллигенция отождествляет свою нужность обществу с нужностью власти. Это объяснимо. В разбушевавшейся стихии тонущие хватаются за рифы в надежде на спасение, не подозревая, что эти самые рифы станут причиной их гибели.

Вопрос, почему мы не нужны власти, терзает душу. Как объяснить, что хаос тем и страшен, что в нескончаемом смешении и движении находится миллион частей раздробленного общества? И будучи не в силах управлять процессом, власть уповает на то, что хаос образуется логикой самого хаоса и в нем сложатся, суммируются, обозначатся связи выживания. И сама власть становится одной из дробных частей, которая борется за свое выживание. Власть всегда живет по своему сценарию, полагая, что она должна выжить не как часть общества, наподобие завода, банка, института. Она должна сохраниться как власть. И находясь на пересечении конфликтов и сознавая, что уже не управляет, а только присутствует, использует эти потрясения не как импульс реформаторских перемен, а как усиление своих дивидендов в борьбе с другой ветвью власти. Нестерпимо признавать, что в этом случае общество выполняет роль горючей смеси, которую подбрасывают то в одну, то в другую топку.