Хроника времён «царя Бориса»

В штабе накурено. Рассказываю о своих впечатлениях — информации, прозвучавшей по радио, о командах вице-президента. Ему поручено защищать Белый дом, и как боевой офицер он выполнит свой долг. Приказы не обсуждают. Руцкой в своей стихии. Но он не только генерал, он ещё и вице-президент. Эти четыреста или пятьсот человек под его командой, случись штурм, даже не капля — а микрокапля многомиллионной беды.

Бурбулис привычно втягивает воздух. Лицо заостряется, становится напряженным и бледным.

— Нет, нет, это сумасшествие. Этого нельзя допустить.

И снова начинаются утомительные телефонные поиски коменданта города генерала Моисеева — первого заместителя министра. Телефоны Язова не отвечают. Крючков непонятно где. Так и должно быть. В момент самых решительных действий они избегают контактов. И тем не менее какие-то переговоры идут. Информация о передвижении войск нуждается в проверке. Кто-то говорит о танках на Ленинградском проспекте, кто-то на Киевском шоссе. Похоже, что время штурма опять перенесено.

Моисеева наконец находят, он заверяет, что разговоры про штурм парламента — вымысел. Теперь уже нет сомнения, что военная техника, находящаяся в постоянном движении, — не следствие некой несогласованности, а хорошо отработанная тактика психологического давления на Белый дом. Следует заметить, что кольцо маневрирования постоянно сжималось и подходило все ближе и ближе к Белому дому. На площади перед парламентом горят костры.

Мы сосредоточенно смотрим на танцующее пламя, напряжение столь велико, что желание говорить воспринимается как напрасная трата сил и подавляется внутренним сопротивлением. Откровением для всех, в череде бесконечного кликушества об аполитичности молодежи, был факт её бесспорного преобладания в этой многотысячной толпе. Молодые люди пришли сюда как свободные граждане, не по приказу. Их не привезли на автобусах, не освободили от работы, им не вручали транспарантов. Я много разговаривал с ними, им тоже осточертела дороговизна, беспредел — никто ни за что не отвечает. И даже Горбачев им осточертел, но Ельцин прав — пусть покажут, если болен. А может, его нет в живых?! И все равно он законный Президент. Болтает много, но что поделаешь. Каков съезд, таков и Президент. Не мы избирали — они.

— А эти — партийные бизоны?..

Я запомнил этот термин. Засмеялся.

— Партийные понятно, но почему бизоны?

— А потому, что жизнь в заповедных лесах, на заповедных харчах.

Один, беловолосый и лопоухий, с российским флагом, он растянул его у себя на спине, спросил:

— Вот вы ответьте мне. Самые неавторитетные люди: Пуго, Крючков, Павлов, Янаев — его на вожжах Горбачев на стул втянул. Им предать все равно что два пальца…

Лопоухий показал, как это делается.

— А у Павлова лицо похоже на… она же в железнодорожный вагон не уместится. Оказывается, он о нас заботится, ночей не спит. Вот и переворот сварганил. Но почему, почему они думают, что могут управлять нами?! Мы же проклятый народ, если любая пьянь за престол хватается. И мы терпим! Хватит!..

Он ещё что-то говорил о свободе, о дырявом кармане, о Ельцине. Не зло, нет. С отчаяньем, с надрывом. Я пожалел, что не спросил, сколько ему лет. Он был небрит и выглядел старше. Наверное, года двадцать три, а может, меньше.

Вот такой разговор состоялся 20 августа, где-то около 19 часов, на площади, названной позже площадью Свободной России.

Часы пробили 23.00, затем…

Спустя год, из разговора с Юрием Скоковым, я узнал, что примерно в это время Павел Грачев вышел на связь и сказал буквально два слова: «Плюс три», — и повесил трубку.

— Я не сразу понял, что значит, — рассказывал Скоков, — плюс три. Но тотчас проинформировал Президента. Судя по всему, сказал я, штурм назначен на два часа ночи. Президент согласился со мной.

Анализируя ситуацию, мы ещё раньше пришли к выводу, что где-то в районе двух ночи они предпримут попытку атаковать нас. При всех оптимистических стараниях министра внутренних дел России Баранникова, решившего перебросить Рязанское училище МВД в Москву и этим усилить защитный потенциал Белого дома. Оборонительный заслон выглядел зыбким. Александр Рюмин — председатель Рязанского совета, в недавнем прошлом кадровый офицер — обязал решением Совета одну из частей, дислоцированных в Рязани, двинуть на помощь московским сопротивленцам. Однако шаги такого рода сводились на нет противодействием союзных министерств, выполнявших приказы ГКЧП. Приказы России как бы «гасились» сверху. Окончательное решение ложилось тяжким грузом на плечи командира конкретной части: ему решать, чьи приказы выполнять.