Хроника времён «царя Бориса»

Я бы сказал так: концепция переворота вряд ли отрабатывалась в деталях. А если отрабатывалась, то достаточно короткий срок. Готовилась среда переворота, готовилось настроение партии. Пленум ЦК, обсуждавший программу партии, проходивший в июле 1991-го, по предчувствию, готовился как пленум решающий, где предполагалось не только утверждение новой программы партии, но и завершающая атака на Горбачева, его полное пленение правыми. И хотя пленуму была свойственна привычная озлобленность в адрес демократических сил, руководства России, оскорбительная тональность по отношению к Ельцину, однако, на удивление, он, вопреки всем прогнозам, заканчивается, может быть, не очень впечатляющей, но все равно победой Горбачева. Я писал тогда — произошедшее не может быть случайностью. Если это летняя пауза и удар перенесен на очередной съезд, то, значит, реакция не уверена в достаточности своих сил, однако, судя по последнему съезду партии, поведению РКП, все обстоит как раз наоборот. Пленум достиг своей цели, он усыпил бдительность прежде всего самого Горбачева. Все сочли паузу правдоподобной и стали готовиться к отпускам. Ну а то, что реакция пребывала в расцвете своих сил, подтвердило решение Контрольной партийной комиссии об исключении А. Н. Яковлева из партии. Если так можно выразиться, это была сигнальная ракета — начинаем.

Когда забрезжил рассвет и день 20 августа наступил, мы поняли, что пропасть, в которую нас должны были вот-вот столкнуть, чуть отодвинулась. Должна была материализоваться работа, совершенная 19 августа, и вслед за тем напряженные ночные бденья. Проявился рисунок, контур сопротивления. Первое — это действующая центральная власть России — она оплот сопротивления. Решительно настроенный Президент, действующий парламент, работающее правительство. Указы Президента, признающие любые действия ГКЧП как антиконституционные, а его организаторов — государственными преступниками. Пакет указов Ельцина, перехвативших управленческую инициативу у заговорщиков. Второе — расширение информационного поля любыми средствами. Достаточно заметить, что свое первое выступление из блокированного Белого дома Президент делал в записи, которая распространялась кассетами и перебрасывалась в регионы с поездными бригадами, самолетами, их увозили с собой примчавшиеся в Москву демократы. И там, преодолевая сопротивление теперь уже местных ГКЧП, это выступление выходило в эфир.

Два дня и три ночи в Белом доме работала команда радиолюбителей. Оборудование в Белый дом было доставлено ночью с 19 на 20 августа. Я предложил вести эфир на двух языках, русском и английском. Нужен был блестящий переводчик-синхронист. За ним поехали тоже ночью. Спорили, нужна охрана или достаточно просто машины. Не буду говорить, как организовывалась эта работа в одной из комнат на шестнадцатом этаже. Надо было сделать все, чтобы о событиях в Москве узнал мир. Мы выяснили, что на земле где-то 50 млн. радиолюбителей. Это уникальное сообщество фанатов.

Один эпизод, который меня потряс. Где-то в два часа ночи, во время очередного сеанса, мы услышали ответ: «Борт 60–14 слышит вас. Повторите информацию. Борт 60–14 слышит вас!» Не знаю почему, но в этот момент я едва не заплакал. Я совершенно по-иному увидел работу этих ребят. Только что сообщили, что штурм назначен на три часа ночи, до этого срока оставалось 40 минут. Представляют ли эти ребята, как поступят с ними, когда возьмут Белый дом? Существовали факты, которые приходилось скрывать.

К августу мы уже несколько месяцев осваивали новое помещение на 5-й улице Ямского Поля. Раньше там помещался Уралсибстрой. Не без помощи Ивана Силаева мы вытеснили оттуда строителей. Здание мы выбрали не случайно, оно находилось напротив издательства «Правда». Партия о себе умела заботиться, о своей газете тоже. Все коммуникационные подводки там уже были. Следовало протянуть соответствующие линии на незначительное расстояние — и проще, и дешевле. Да и сам Уралсибстрой считался не бедным министерством и с точки зрения связи о себе позаботился. Строили-то не в Москве, а за Уралом, так что без связи — никак. Реконструкцию здания, неприспособленного к телеэфиру, мы проводили негласно. Политическая обстановка накалялась, и я считал, что будет разумнее, если о наших сверхсрочных работах будет знать как можно меньше людей. Нашей конспирации помогала ещё и вездесущая российская безалаберность. В то время Министерство связи Союза, которое видело свою главную задачу, чтобы перекрыть кислород слишком часто открывавшему рот Минсвязи республики, уже плохо управляло ситуацией. Когда руководство ГКЧП спросило у тов. Кравченко, а он в свою очередь спросил у Минсвязи, могут ли Российское телевидение или радио вести откуда-либо эфир, кроме как из студий, расположенных в «Останкино», им твердо ответили — нет. Нельзя сказать, чтобы кто-то кого-то обманул. Если закрыть глаза на политическое кредо большевиков: незнание не освобождает от ответственности, — то все сказанное было правдой.