Хроника жестокости

Первый вопрос. Пусть у Миттян есть настоящее имя, но я всех, кто мне нравится, называю Миттян. И дальше буду.

Несколько лет назад у меня жила одна. Звали Миттян. Грустила очень, что не дома, только и делала, что слезы лила. Ничего не ела, потом заболела и умерла. Я несколько дней из-за нее плакал, спать не мог, и в цеху ходил сонный, как муха. Хозяин стал на меня орать. Любит нос задирать, черт плешивый. На жену кричит, на Ятабэ-сан кричит. Но если он меня выгонит, куда я пойду? Вот и терплю.

А если Миттян сбежит, я снова буду плакать. И меня выгонят. Куда мне деваться? Некуда. Так что не сбегай, пожалуйста.

Странный ответ. Почему Кэндзи начал с последнего вопроса? Непонятно. Потому что ответ ясен? На второй вопрос вообще не ответил. Кэндзи парень ловкий и совсем не дурак. Но больше всего меня напугало, что девочка, которую звали Миттян, умерла в этой комнате.

Отчего умерла Митико Ота? Заболела? Я посмотрела на измятую постель. На этой кровати умерла эта несчастная второклассница. Я как-то с ней связана. Не исключено, что и меня ждет та же судьба. Что же получается? Кэндзи вроде умоляет меня не убегать от него, но у меня нет шансов вырваться отсюда, и я ничего не могу поделать. Кто ему дал право так поступать со мной?!

Вспомнив про записку, которую я написала Ятабэ-сан, я тихонько вытянула клочок бумаги из-под матраса. А что если взять и сунуть ее сейчас под дверь? Ятабэ-сан выходит на работу раньше Кэндзи, может, заметит, когда пойдет по коридору. Пусть прочитает, раз глухой. Повозившись немного, я в конце концов протолкнула обрывок тетрадного листа наружу.

А вдруг Ятабэ-сан пройдет и не заметит? А записку увидит Кэндзи и снова набросится на меня с кулаками? А то и убьет на этот раз? Или я заболею, как настоящая Миттян? Что из этого всего получится? Сердце колотилось в груди как сумасшедшее.

– Миттян? – прогундосил вдруг у меня за спиной Кэндзи. Но ведь он должен спать! Я застыла на месте, но сумела взять себя в руки и с невинным видом обернулась к нему. Приподнявшись с пола, Кэндзи протирал глаза. Ширинка на его рабочих брюках была расстегнута.

– Ты чего там делала?

– Попить хотела.

Я показала на захватанный чайник, стоявший на подоконнике. Кэндзи взглянул на меня с недоверием и вдруг заявил:

– Выпивать вредно. Мне нехорошо.

– А детям вообще выпивать нельзя.

Кэндзи радостно улыбнулся в ответ на упрек. Подумал, наверное, что я его простила.

– Правильно. Я больше не буду выпивать.

Я взяла дневник и подняла над головой.

– Спасибо, Кэндзи-кун. Завтра напишу ответ.

Кэндзи смутился. Мы легли, но напряжение никак не уходило. Вдруг все-таки он видел, что я делала у двери? Я засну, а он встанет и начнет кругом шарить. Найдет записку и задушит меня ночью. Я отодвинулась от Кэндзи, вонявшего алкоголем, – теперь он казался мне чудовищем, – и услышала его шепот:

– Миттян, я тебя люблю. Хочу поскорее стать взрослым.

– Кэндзи-кун и так взрослый.

Он тряхнул головой, отвергая мое нерешительное возражение.

– Я такой же, как Миттян. Я в четвертом классе. Давай вместе делаться взрослыми.

Я не ответила. Кэндзи-дневной и так уж взрослее некуда. Почему он этого не признает? Кэндзи посмотрел в потолок и вздохнул.

– Сегодня мы с Ятабэ-сан выпили на прощанье. Он поругался с хозяином и ушел.

– Значит, его здесь больше не будет?

Кэндзи кивнул. Надо было мне раньше достать записку из-под двери, а теперь уже поздно. Всю ночь я не могла сомкнуть глаз – что теперь будет? Кэндзи тоже все время ворочался на кровати, будто его что-то мучило.

Длинная ночь кончилась. Оставив меня в постели, Кэндзи встал и быстро собрался. Уходя, бросил через плечо:

– Миттян! Свет не гашу. Напиши мне ответ в дневник. Хочу в обед почитать.

– Хорошо, – отозвалась я, не вылезая из-под одеяла.

Ну вот! Сейчас он выйдет в коридор и увидит. Вернется в комнату и убьет меня. Я дрожала как осиновый лист и никак не могла успокоиться. Но ничего не случилось. Может, записку сдуло куда-нибудь? Оптимизм постепенно возвращался ко мне. В коридоре всегда сквозняк, если прислушаться. Я встала с кровати, включила обогреватель и открыла дневник.