Хроники 1325 – 1340

Мысли, высказанные Ле-Белем, отражали общую тенденцию, ясно наметившуюся в западноевропейской историографии XIV столетия. Хотя рифмованные хроники и поэмы на реальные исторические сюжеты продолжали сочиняться в довольно большом количестве, среди читающей публики постепенно укоренилось мнение, что «языком истины» является проза. Смешение историографического жанра с жанром рыцарского романа, столь часто наблюдавшееся в поэтических произведениях той поры, более не встречало одобрения у знатных сеньоров, озабоченных тем, чтобы их образы были донесены до потомков без искажений. Рост индивидуализма и самосознания в западноевропейском обществе привел к тому, что люди уже не желали превращаться на страницах книг в полуреальных героев, наподобие Роланда или Гильома Оранжского. Кроме того, именно в XIV столетии рыцарство стремительно теряло монополию в военном деле. Остро чувствуя конкуренцию со стороны незнатных сословий, оно испытывало потребность не просто в хрониках, скупо освещающих те или иные события, а именно в рыцарских хрониках, где ратные деяния благородных господ описывались бы подробно, со знанием дела и в рамках определенной градации достижений. Каста воителей нуждалась в убедительном литературном подтверждении своей избранности и общественной важности.

Знакомство с «Правдивыми хрониками» Жана Ле-Беля существенно повлияло на представления Фруассара о том, каких правил и методов следует придерживаться при создании исторического труда. Выше уже было сказано, что свою первую, недошедшую до нас хронику Фруассар написал в стихах. Поэтому, читая ворчливый пролог Ле-Беля, он наверняка испытал некоторое чувство вины. Мысль о том, что его историческая поэма заслуживает суровой критики, не могла не прийти ему в голову. Свои новые «Хроники» он стал писать уже прозой, и в Прологе к ним мы читаем:

«Но может так статься, что эта книга (т. е. стихотворная хроника, подаренная в 1361 г. королеве Филиппе — А. М.) вовсе не была выверена и составлена с той точностью, которая требуется в подобных делах. Ведь военная слава достается очень дорогой ценой, и потому подвиги нужно честно относить на счет тех, кто, движимый своей доблестью, действительно их совершил. И вот, желая полностью рассчитаться со всеми, как того требует справедливость, я начал создавать эту историю, основываясь на вышеназванном труде (т. е. труде Жана Ле-Беля — А. М.) и следуя просьбе и пожеланию моего дорогого господина и покровителя, монсеньора Робера де Намюра»[20]

.

В другом фрагменте «Хроник» мы встречаем не менее интересное признание Фруассара о причинах, побудивших его стать продолжателем труда Ле-Беля:

«Многие жонглеры и певцы пели и читали на площадях стихи о Бретонских войнах, искажая и коверкая при этом истинную и правдивую историю. Из-за этого был весьма недоволен монсеньор Жан Ле-Бель, который начал писать свою хронику прозой, и я, сир Жан Фруассар, который в меру сил продолжил ее верно и точно, ибо их вымышленные стихи и песни не имеют ничего общего с достоверной историей»[21].