Хроники 1325 – 1340

Итак, в начале 70-х годов Фруассар приступил к созданию хроникальной эпопеи, которая принесет ему прижизненную славу. По примеру Ле-Беля, он стал описывать события только прозой, заимствуя на первых порах из «Правдивых хроник» весьма обширные фрагменты и многие стилистические приемы. Однако в дальнейшем, набравшись мастерства и снискав признание читателей, он откажется от важных творческих принципов Ле-Беля — краткости и осторожной сдержанности. Стремясь повествовать о войнах своей эпохи «красивым языком» и «во всех подробностях», он часто будет поступаться исторической точностью и домысливать недостающие факты. Художник-моралист будет брать в нем верх над историком. Такой подход не является чем-то необычным для Средневековья. Во времена Фруассара назидательно-развлекательная функция исторического труда все еще считалась главной, и фактическая достоверность часто приносилась ей в жертву. Конечно, многие хронисты были добросовестны и непредвзяты в том смысле, что не искажали факты в угоду сильным мира сего и своим личным политическим пристрастиям. Однако соблазн сделать историю более поучительной и занятной, слегка подправив ее, был столь велик, что очень немногие могли устоять.

Подобно Ле-Белю, Фруассар ставил своей первостепенной задачей опрос участников и очевидцев интересующих его событий. Ради этого он часто совершал довольно продолжительные путешествия, из которых самым интересным стала поездка в гасконские владения Гастона Феба в 1388 г. Однако если Ле-Бель, работая над «Правдивыми хрониками», опирался лишь на устные свидетельства, то Фруассар иногда выступал как компилятор чужих исторических сочинений и документальных источников. Так, в работе над первой книгой своих «Хроник» он использовал, помимо труда Ле-Беля, материал «Больших Французских хроник» и стихотворную «Жизнь Черного Принца», написанную герольдом Шандо. Среди документов, которые он цитирует или пересказывает весьма близко к тексту, можно назвать договор о принесении оммажа Эдуардом III Филиппу VI (1330), пространное послание Филиппа ван Артевельде к представителям Карла VI (1380), письмо, в котором горожане Льежа выражают чувство солидарности восставшим гентцам (1382), договор герцога Филиппа Бургундского с мятежными фламандцами (1385) и т. д.

Как бы то ни было, следует еще раз подчеркнуть, что широкое использование и критический анализ нарративных и документальных источников не входили в задачи хрониста. Главный упор делался на опрос свидетелей. Это в немалой степени объясняется тем, что начиная с Книги Второй хронист стал описывать события совсем недавнего прошлого, и ему казалось, что опрос живых очевидцев будет намного более результативен, чем поиск и изучение письменных свидетельств.

Желая заслужить доверие читателя, Фруассар часто указывает источник той или иной информации и называет имена своих знатных осведомителей. Однако в некоторых случаях надежность этих ссылок вызывает сомнение у исследователей. Вполне возможно, что иногда, в силу разных причин, хронист не раскрывал всей правды и прибегал к своеобразной подмене, называя вместо одних лиц другие — может быть, даже вымышленные[22].

Еще одной особенностью творческого метода Фруассара можно считать так называемую повествовательную вариативность. В разных частях своего труда он мог давать описания одного и того же события, противоречащие друг другу во многих важных деталях. При этом он никак не пытался критически сопоставить взаимоисключающие версии и выбрать самую правдоподобную из них. Это лишний раз характеризует Фруассара как художника-моралиста, озабоченного скорее поиском нравственной правды, стоящей за поступками людей, нежели выяснением фактической истины. Пожалуй, наиболее наглядно эта тенденция проявилась в том, что Фруассар оставил нам несколько редакций Книги Первой, которые весьма заметно отличаются по своему содержанию, композиции и идейной тональности.

Исследователи выделяют три основные редакции Книги Первой[23]

. В научной литературе за ними закрепились следующие названия: «Амьенский манускрипт», манускрипты «семейства A/В» и «Римский манускрипт»[24]. «Амьенский манускрипт» дошел до нас лишь в одном списке, который был выполнен безвестным копиистом не позднее 1491 г. До 1799 г. этот манускрипт являлся собственностью аббатства Дюгар (l'abbaye du Guar), расположенного близ города Пикиньи, а затем был передан в фонды муниципальной библиотеки Амьена, — отсюда и его условное название. Манускрипты «семейства A/В» сохранились в нескольких десятках списков, которые до сих пор еще не систематизированы и не исследованы должным образом. Подготовка их научного издания является делом будущего. «Римский манускрипт», подобно «Амьенскому манускрипту», дошел до нас лишь в одном списке. В 1860 г. известный бельгийский историк Кервин де Леттенхове случайно обнаружил его в библиотеке Ватикана. Он же и подготовил его первое научное издание.