Однако наставник всегда занимал в его душе особое место. Легендарный гладиатор, не проигравший ни одного сражения, арторианец посвятил всего себя единственной цели – поискам достойного ученика, которому он мог бы передать накопленный за годы сражений опыт. Тарбиша словно магнитом тянул любой подающий надежды гладиатор. Причем наставнику было глубоко наплевать, веспиец ты, арторианец или даже гном. Он щедро делился знаниями с каждым умеющим слушать бойцом, временами охватывая своей неуемной энергией сразу оба лудуса. И хотя в школе, принадлежащей Марию Атернию Целсию, был свой, отдельный наставник, Тарбиша это никогда не останавливало. Естественно, Антоний долгое время лидировал в списке его любимчиков. Было время, когда Гай даже вынашивал планы по переходу в соседний лудус, справедливо полагая, что под началом Тарбиша он сможет наконец получить долгожданную свободу. Так было до появления в лудусе Арта Невредимого. Узрев, какой самородок попал в его руки, Тарбиш вцепился в юношу не хуже почуявшего добычу голодного крастера. Он, конечно, по-прежнему продолжал руководить тренировками школы. Только все сливки отныне доставались талантливому новичку. Остальные довольствовались стандартным, так сказать, набором.
Наблюдая за прогрессом, который с завидной регулярностью демонстрировал на арене Арт, Гай все чаще и чаще поеживался, ощущая предательский холодок, пронизывающий его тело. Испытав определенные трудности в их первом, пробном поединке, Антоний ревниво следил за восхождением новой, ломающей все его хитроумные планы звезды. Их повторная встреча, похоже, была не за горами. Причем сам Антоний, сперва грозившийся при первом же удобном случае порвать выскочку на мелкие кусочки, в последнее время все меньше и меньше жаждал этой самой встречи. Дело в том, что, чем больше Гай узнавал своего будущего противника, тем большее уважение он испытывал к этому странному синеглазому юноше. Правда, Антоний был далеко не одинок в своей симпатии. Сначала среди рабов прошел слух о том, что существует прямая связь между возвращением на Апорийскую арену Бартука с Каспием, которых все мысленно давно уже успели похоронить, странной болезнью Арта и пощечинах, полученных ланистой от разъяренного чем-то Флавия. Даже распоследнему дураку в лудусе было понятно, что не просто так юноша провалялся без сознания в течение трех недель после относительно пустячного ранения. А уж дураком Гай себя точно не считал. Поэтому когда медикус, нанятый сенатором, послал своего помощника за редким противоядием, для Антония все сразу же встало на свои места. Он решил, что когда юноша выздоровеет, то обязательно попытается отплатить своему «неизвестному» отравителю. К его удивлению, никакой мести не последовало.
Более того, Арт умудрился потихоньку, помаленьку подобрать ключик к коварному и недоверчивому Нумерию. Ключ оказался на диво прост. Он подкупил своего господина. Теперь если Невредимый хотел оказать услугу какому-нибудь рабу, он шел прямиком к ланисте, сопровождая свою просьбу увесистым кошелем. На эти прошения, по-видимому, уходили все его сбережения, получаемые за регулярные победы на арене. Другие гладиаторы, чаще всего тратившие призовые на вино и женщин или скрупулезно копившие на выкуп, поначалу недоуменно пожимали плечами, видя, как паренек старается помочь очередному попавшему в беду рабу. Однако спустя некоторое время выяснялось, что помощь требуется уже им самим. Арт не отказывал никому. Постепенно бездонная жадность ланисты привела к тому, что вокруг Арта сплотилась добрая половина обитателей лудуса, включая даже нескольких стражников. Единственной странностью в поведении юноши была его манера ведения боя. С дьявольской точностью он старался нанести исключительно смертельные удары там, где сам Антоний предпочел бы всего-навсего сбить противника с ног. Гай никак не мог понять, куда пропадали доброта и милосердие Арта, когда тот выходил на арену. Не мог, пока Тарбиш не поведал ему свои мысли о причинах такой необычайной жестокости.
– Тут все просто. – Арторианец почесал гладко выбритый подбородок. – Арт боится, что не сможет заставить себя добить уже поверженного противника. Он считает, что сражаться, защищая свою жизнь, – это одно, а хладнокровно прикончить молящего о пощаде – совсем другое.
– К чему ты мне все это рассказываешь? – настороженно переспросил Гай, удивленный как самим визитом наставника, так и проявлением несвойственной тому откровенности. – Не думаешь же ты, – гладиатор презрительно усмехнулся, – что Гай Антоний Смирный боится твоего ученика? Да я десяток таких Артов сожру, даже не поморщившись!
– Ты, может, и сожрешь, а вот твой друг Гарни, пожалуй, подавится.
– Что ты сказал? – Усмешку Гая с лица как ветром сдуло.
– Я тут краем глаза заглянул в списки на завтра. Поединок шесть на шесть. Счастливчику достались крепкие напарники, и я готов был уже поставить на него месячный заработок, когда Нумерий вписал Арта в другую шестерку. А мы с тобой оба знаем, что пленных Невредимый не берет.