Хилой и забитой была его жена - Приславиха. Молчаливой и безответной тенью прожила она свою жизнь под тяжелым мужниным кулаком. Четырнадцать детей привела она Приславу и теперь совсем уж высохла и морщинилась. Девять старших отпрысков, слава богам, жили уж своими домами. Пятеро, три сына да две дочери, еще ели родительский хлеб.
Сам Прислав с двумя сынами был об эту пору еще на реке. Ставриха с младшей дочерью Гунькой солила рыбу в глубоком погребе и не слышала радостного гомона в деревне. На громкий повелительный стук в крепкие, всегда запертые ворота отправила дочь.
Гунька, перемазанная рыбьей чешуей десятилетняя девчонка, настороженно выглянула в маленькое узкое оконце, прорезанное в прикалитке. Увидев здоровущего, заросшего черной бородой незнакомца, поспешно отпрянула и хотела уже закрыть окошко, но тот вдруг улыбнулся приветливо и спросил:
- Девочка, дома кто из взрослых есть?
Гунька со страхом посмотрела на верховых воинов, на сидевших на телегах возниц, и пропищала тоненько, вжав голову в тощие плечи.
- Мамка.
- Зови.
Гунька быстро захлопнула створку, и из-за забора послышался ее крик:
- Мамка, мамка, там какие-то тати в ворота ломятся!
- Что за тати? Чего мелешь-то? - отозвалась мать, вылезая из подвала.
- Да там! Много их. А старшой у них страсть какой страховитый! Бородища - во!
Гунька приложила грязную ладошку чуть ли не к пупку.
Женщина подошла к воротам и приоткрыла смотровое окошко.
- Чего надоть?
- Хозяйка, на постой пустишь?
Купец доброжелательно улыбнулся, глядя в подозрительно смотревшие на него глаза необычайно чистого зеленого цвета. Наверное, эта женщина была когда-то невероятно красивой, но тяжелый труд и суровое житье сделали свое дело, и глаза потухли. В них не было больше живительной искры, только страх и подозрительность.
- Мужа спросить надобно, а он на реке сейчас - рыбалит. Ежели подождете, дочку за ним пошлю.
- Посылай, - легко согласился купец. - Дом у вас хороший. Забор и ворота прочные да надежные: за такими с товаром ночью не страшно. - Пояснил он свою покладистость.
Женщина кивнула и снова захлопнула оконце.
Через полчаса ворота распахнулись и перед купцом предстал хозяин подворья, высокий добротный мужик с густой шевелюрой светло-русых волос с проседью. Его голубые глаза с хитрым прищуром цепко окинули купца и три его телеги, доверху нагруженные товаром. Огромных коней-тяжеловозов, возчиков - могучих, крепко сложенных мужчин и пятерых воинов-охранников.
- Семь золотых за постой. С едой - восемь.
Грубый низкий голос рыбака был хриплым, словно навек простуженным.
- Идет, - снова легко согласился купец, а рыбак досадливо поморщился: продешевил.
Но делать нечего: цена озвучена и отступать некуда. Прислав посторонился, открывая проезд. Телеги с шумом вкатили в ворота. Возчики принялись распрягать усталых коней, воины спешились и прохаживались по двору, разминая ноги и затекшие после долгой езды спины.
Со двора прямо к реке шел пологий невысокий спуск, и мужчины, устроившись в невысокой длинной летней пристройке, повели лошадей на водопой. А часа через три, после хорошего ужина густой наваристой ухой и местным пряным хмельным пивом, путешественники собрались во дворе поболтать и покурить перед сном.
В вечерней тишине, опустившейся над лесом, рекой и деревней, медленно догорал закат. Человеческое поселение неспешно отходило ко сну. Стихали деревенские звуки, вместо них на первый план тихо и робко наплывала мелодия природы: где-то в лесу ухнула сова, ей ответил громкий хохот филина. Зазвенели комары, к ним присоединился многоголосый хор кузнечиков.
Неожиданно в ворота постучали. Через двор тут же промчалась Гуня, стыдливо прикрывая лицо цветастым платочком. Маленькая и неприметная калитка, притулившаяся с боку забора, открылась с тихим скипом, и во двор вошла высокая и стройная семнадцатилетняя девушка. На ней было длинное льняное платье, вышитое по местным обычаям яркими полевыми цветами. На ногах плетенная из лыка обувка. Русые волосы, туго заплетенные в две косы, опускались почти до колен. Из-за плеч и головы девушки высовывался верх берестяного короба с торчавшими из-под крышки пучками трав.
За девушкой показался паренек лет четырнадцати-пятнадцати. Такой же высокий и стройный, как девушка, с темно-русыми кудрями по плечи и пушком над верхней губой. Их сходство было очевидным: дети Прислава. За плечами парнишки висели туго набитый тяжелый дорожный мешок и лук с колчаном, на поясе - заячьи и утиные тушки.
Мужчины, как по команде, повернули головы, их ленивый негромкий разговор постепенно прекратился.
- Облезлый гоблин, вот это красавица!- выдохнул один из стражников.
- Рот закрой, брюхо слюной закапаешь, - хохотнул пожилой возчик.
- Дочка, наверное, хозяина-то, - прошептал молодой возница, приподнимаясь на локте. - Хороша.
- Хороша-то хороша, да не для всякого ерша! - снова усмехнулся пожилой.
Парень, услышав разговор незнакомцев, резко повернул голову и приостановился. В его больших зеленых глазах полыхнул недобрый огонек.