Хроники Хамару: жажда свободы

Среди тихих жилых домов Като сразу находил облегчение после раздражающего шума рекламных щитов. Вокруг было очень много растительности: высокие тополя мерились высотой с домами и своей большущей тенью закрывали прохожих от яркого солнца в безоблачные дни, Чешуа проходил также и по тенистым аллеям, закрытыми густыми кронами берез, где на скамейках сидели пожилые пенсионеры. Като со всеми любезно здоровался, а те, кормя хлебными крошками голубей, желали в ответ доброго здравия и счастья. Затем Каткема услышал смех детишек, играющих в прятки, а после резкий плач. Один мальчуган споткнулся и разбил себе колено, Чешуа не мог пройти мимо, он помог ему встать и подарил “исцеляющую ссадины” барбарисовую конфетку. Ребенок с большими глазенками даже немного прослезился от доброты молодого человека, пока другая малышня начала ухахатываться над неуклюжим падением. Почувствовав искреннюю радость, курсант с улыбкой пошел дальше.

Жила его семья на третьем этаже, и в этот душный день, как и во все остальные, родители встретили сына очень тепло. Хоть ему и было восемнадцать лет, но с ним они обращались как с ребенком: интересовались каждой мелочью, произошедшей с ним, расспрашивали про самочувствие в такую жару, и не голоден ли он. Тут же мама накрыла на стол и попросила сына переодеться в недавно выстиранную и идеально выглаженную одежду.

Весь семейный очаг было наполнен нежностью и заботой, потому что Като был единственным ребенком в семье. Родители хотели подарить так много любви и ласки, чтобы он не взрослел головой и оставался всегда рядом с ними, Като был единственным смыслом их существования. В ранней юности его, конечно же, устраивал такое расположение тел, но затем Чешуа начал замечать всю гнилую подноготную такой “сладенькой” жизни, а сейчас так и вовсе хотел, наконец, как настоящий повзрослевший мужчина, жить тихо и спокойно один, хотя любил Каткема своих родителей также сильно и самоотверженно. Такую искреннюю и бескорыстную любовь к своим родителям подмечали даже школьные друзья Като, когда слышали, что он не хотел им врать о намечающейся у кого-нибудь вечеринке и о том, что выпивки там будет немало.

Их трехкомнатная квартира с порога удивляла своей просторностью и вместительностью. Так как кухня была соединена с залом, отец Като часто мог, сидя на диване, смотреть телевизор и пялиться на красавицу-жену, орудующую у плиты. В целом, в интерьере комнат преобладали умеренные, спокойные темно-синие тона, помимо бежевой мебели. Такие цвета были больше всего по душе родителям, потому что комнаты так не казались слишком уж вычурными, скорее сообщали о скромном и спокойном темпераменте хозяев.

В этот раз на ужин была подана сёмга с гречневой лапшой, приготовленной в соусе “терияки”, также овощной салат для лучшего переваривания основного блюда. Като пил смородиновый морс, а родители красное полусладкое вино. Стиль в красном цвете напитков по отношению к белой скатерти стола идеально выдержали, его подчеркивало мощное светлое освещение на кухне, окна были занавешены жалюзи.

– Как дела на занятиях, сынок? – спросила мама – Алисия, мило улыбаясь и разрезая изысканно запекшуюся, порозовевшую плоть рыбы.

Она глядела на сына точно такими же карими глазами, как и Като на нее.

Алисия Чешуа была сорокалетней зрелой женщиной, красотой выделявшейся среди многих ее ровесниц. Она всегда носила очки овальной формы, лицо было круглым и румяным, волнистые каштановые волосы свисали до плечей. Ее глаза были цвета лесного ореха, над ними вырисовывались длинные натуральные ресницы и ровные, тонкие брови. Из-за толстенькой верхней губы Алисия казалась нелепой и смешной. Ее фигура была достаточно стройной, что выдавало ее тщательную слежку за лишним весом. Она выглядела ухоженно и опрятно, приятно пахла. Сейчас на ней были домашние серые штаны и футболка поло в желто-коричневую полоску. Все подмечали, что от Алисии веяло всегда добротой и домашним уютом, сразу располагающими к себе, поэтому она и являлась самым ценным воспитателем в детском саду.

– Пойдёт, – наотрез ответил Като.

– Что по оценкам? – спросил папа – Оллема, кратко его звали Олли.

Он пытался мастерски, как в ресторанах, разлить вино себе и жене, но получалось больше нелепо, чем умело.

Лицом Като был вылитый отец, только вот волосы у старшего светлые и прямые, как солома, торчащая вверх. Оллема выглядел весьма неприглядно: высокий мужчина худого телосложения, со спортом он никогда не дружил, поэтому мускулатура была вообще не развита. Олли любил носить на повседневке только классическую одежду: на автопилоте каждое утро на работу надевал черные брюки со стрелочкой, клетчатые рубашку и вязаную желетку, отец привык носить такие вещи еще со школы и университета, теперь в другом обличии его и представить было невозможно. Все это в купе с бледной кожей, торчащим кадыком и мутно-голубыми глазами создавало ему имидж болезненного мужика, однако в его профессии инженера такой внешний вид был почитаем.