Хроники Конца Света 1-A

— Возможно. …Его и вправду ненавидело множество людей. Когда он вскрывал корпоративную несправедливость, не многие компании могли противостоять реорганизациям и увольнениям, что следовали за этим. Ему было неведомо слово «пощада».

— Серьёзно?

Саяма кивнул, задумавшись о своем деде. Он поднес руку ко лбу и вздохнул.

— Да. Когда я был в четвертом классе, я проигнорировал тупую шутку, что он выдал. Это вылилось в натуральный кулачный бой. Что за человек начнет драку с младшеклассником, расхаживая в одних трусах, заедет кросс-каунтером, и сфотографируется в честь своей победы? Ты ни за что не обнаружишь более инфантильного старика в истории человечества. Я полагаю, эта порода в последнее время начала вымирать.

— Мне кажется, я вижу кандидата перед собой…

— Это было бы мило, — ответил Саяма, улыбнувшись.

Они остановились перед главным входом. Следом за широкой дорогой перед ними находился обрыв с рекой Тама, бегущей внизу, и горными лесами и долинами, лежащими за ней. Дальше виднелись огни госпиталя ИАИ и общежития служащих.

Вслушиваясь в журчание реки, Саяма заговорил с Синдзё:

— В любом случае, я полагаю, моего деда ненавидели, потому что он был настоящим злодеем, и ничем более.

— Почему он продолжал этим заниматься, даже если его за это ненавидели?

— Я не знаю. И, если честно, я ему завидую. Почему он так поступал? ...Если бы я это понимал, я бы мог избрать собственный путь без особых сомнений.

На этом Саяма закончил. И через некоторое время на дороге со стороны Акигавы появился свет фар.

— Это от твоей семьи?

— Это от клана якудза, что задолжал моему деду. Правда, сейчас они заведуют охранной компанией.

На его словах подъехал автомобиль. Это была большая, черная машина. На окнах стояли тонированные стекла, поэтому салон скрывала темнота.

Она остановилась.

— Ах, — воскликнула Синдзё, отступив назад.

От сиденья водителя слева шагнул мужчина.

Он был молод, коротко подстрижен, и носил синий костюм. Он повернулся к Саяме.

— Молодой господин, я прибыл, чтобы отвезти Вас домой.

Он поклонился и глянул на Синдзё. В его действиях просматривалась легкая настороженность.

Затем он повернул глаза на повязки, покрывающие левую руку Саямы.

Саяма кивнул и сказал:

— Кодзи, не волнуйся. Я ей доверяю. Она… обработала мою рану, когда я споткнулся в лесу. Ее зовут Синдзё-….

Он замолк, когда понял, что до сих пор не спрашивал ее имени. Синдзё подхватила с места, где он остановился, и ответила.

— О, я Садаме. Меня зовут Синдзё Садаме.

— Ясно. Мои извинения. Я Тамия Кодзи. Похоже, вы оказали неоценимую помощь моему молодому господину.

— Э? Нет, я… Он помог мне тоже…

Синдзё отступила на шаг, приблизилась к Саяме и прошептала:

— Ты споткнулся в лесу?

— Не могу же я рассказать ему правду, не так ли?

— Да, но это не я тебя вылечила. …И это поразительная встреча. Почему он относится к тебе таким образом?

— Можно сказать, эта семья — подарок моего деда. Я не приобрел ее самостоятельно. У тебя нет…

Саяма собирался сказать «никого вроде этого», но проглотил свои слова.

Синдзё вздохнула, задумалась на секунду и затем произнесла:

— Не волнуйся. У меня… есть младший брат. Брат близнец. Но…— она выдала горькую улыбку, и слегка наклонила голову под взглядом Тамии. — Твое окружение… зовешь ты его семьей или нет, просто удивительно.

— Вот как, — сказал Саяма, кивнув. Затем он поправился, — Я полагаю.

В этот момент он немного расслабился внутри себя. Он узнал, что она не совсем одинока. Он пришел к выводу, что мужское произношение, проскакивающее в ее речи[3] , сформировалось благодаря ее окружению. Он затем слегка кивнул в ее направлении.

— Ну что ж. Спасибо, что меня проводила. Я увижу тебя завтра?

Синдзё кивнула и ответила лишь слабой улыбкой. Это был знак их расставания.

●

На крыше общего корпуса 2-го года обучения Академии Такаакита находилась девушка.

Она стояла на западном краю, взирая на ночной пейзаж Акигавы.

То была Брюнхильд, одетая в свою форму, и ее серые волосы колыхались на ветру. Освещаемая светом луны, она поместила руки на забор и приоткрыла рот.

Она опустила глаза, сохраняя при этом свое невозмутимое выражение. С ее губ сорвались простые слова. Она начала петь.

Это был гимн Silent Night.

— Stille Nacht Heil’ge Nacht

Alles schlaft einsam wacht

Nur das traute hoch heilige Paar

Holder Knab’im lockigten Haar

Schlafe in himmlischer Ruh

Schlafe in himmlischer Ruh.

Она слегка приподняла руку.

Едва закончив петь, она открыла глаза и обнаружила полную луну, сияющую в небесах. Брюнхильд взирала на этот свет, и выражение ее лица изменилось.

— Я ненавижу это небо. Там этот свет, которого на нашем небе не было. И это не свет, как в Преисподней…

Брюнхильд вздохнула, и в ее глазах отразился лунный свет.

И затем ее лица снова изменилось, словно от дрожи. Ее брови приподнялись, взор заострился, и предыдущее выражение лица полностью исчезло.

— Вот и он, — пробормотала она, потянувшись правой рукой к карману.

Она вытащила маленький голубой камушек, и крепко стиснула его в правой руке. Затем она медленно приподняла эту руку.