Хроники Конца Света 1-A

— И похоже, Институт Авиации Изумо был связан с этим уже тогда. После войны те связи и открытия, что он приобрел, стали отправной точкой для внедрения в финансовый мир, и сделали из него корпоративного шантажиста.

— Корпоративный шантажист, вот как?

— Он делал множество ужасных вещей… Каждый раз, когда его имя появлялось в газете, он выдавал одну и ту же фразу...

Ооки кивнула и оборвала его:

— Фамилия "Саяма" предписывает роль злодея, да? Я видела ее однажды в еженедельнике.

— Именно так. Мой дед был злодеем до мозга костей. Стоило ему признать достойного противника врагом или злодеем, как он начинал сражаться с ним, становясь еще большим злом. И… вот почему я не хочу браться за что-то всерьёз.

— Почему же?

— Я неопытен. Фамилия "Саяма" предписывает роль злодея. Мой дед всегда говорил мне, что мои способности предназначены для исполнения роли необходимого зла. Однако он умер, научив меня лишь тому, как это делать.

— Значит… ты не знаешь когда именно твое зло необходимо?

— Именно. Я не хочу умирать, так что вполне возможно настанет время, когда мне придется действовать всерьёз. Однако, действовать всерьёз, не зная, действительно ли это необходимо, по истине пугает.

Говоря это, Саяма вдруг приложил правую руку к груди.

Когда он засунул руку за пазуху и прикоснулся к груди, Ооки бросила, не глядя в его сторону:

— Звучит так, будто тебе по-своему с этим тяжело.

— Да, — он кивнул.

— Тогда, могу я спросить о твоем отце?

— Зачем?

— Я никогда не спрашивала в прошлом году, хоть и была твоим классным руководителем, и…— она немного смутилась. — Я думаю это часть работы учителя.

Саяма кивнул, слегка поддерживая левую сторону груди. Перехватив дыхание, он заговорил:

— Здесь не о чем беспокоиться. Это простой вопрос. Другое дело, как много Вы уже знаете, Ооки-сенсей? Мне любопытно.

Ооки подняла взгляд и скрестила руки на груди:

— Твоего отца усыновил твой дед, и он вошёл в состав ИАИ в одно время с твоей матерью. Однако его убили во время Большого Кансайского Землетрясения в конце 95-го. Твоя мать, нуу… она взяла тебя с собой и…

Увидев горькую улыбку Саямы, Ооки затихла.

— Перед тем как попросить Вас об этом не переживать, мне следует кое-что подкорректировать. Мой отец стал вторичной жертвой землетрясения, когда был послан ИАИ в качестве ликвидатора.

Саяма перевел дыхание. Он поднял пустую левую руку. На этом изрубцованном левом кулаке на среднем пальце виднелось женское кольцо. Жемчужное украшение слабо сверкало в тускло освещенном коридоре.

Ооки по ходу движения повернулась, чтобы на него посмотреть.

Саяма тоже смотрел на кольцо, не глядя на учителя:

— «Следуй туда, где ждут те, кто тебе дорог», хм?

Проговорив слова через силу, Саяма ощутил, будто что-то движется у него в груди, слева.

То была боль.

Она была подобна скрипу.

Она приближалась.

И тогда Саяма увидел, что Ооки смотрит на него с побледневшим лицом.

— Саяма-кун. Т-ты в порядке?

Он попытался ответить «да», но понял, что не может дышать. Когда его тело наклонилось вперед, он почувствовал, как его вдруг поддержали чьи-то руки.

Ооки подхватила его сзади.

— А…

Когда он услышал голос Ооки, все телесные ощущения вернулись.

Сначала пришла слабость. Но затем он почувствовал, что снова может дышать, и со спины и ног заструился пот.

Он вернул силу ногам, чтобы встать, но Ооки все еще слегка придерживала руки рядом с ним.

— Т-ты в порядке?

— Со мной все хорошо.

— Серьёзно? Окей? Ю а окей?

— Ай эм Окей, но это неправильный английский, — похоже его тело возвращалось в норму. Он кивнул и сказал, — Я в порядке, так что не переживайте. Похоже, у меня случаются стрессовые ангины от этой темы.

— Тогда зачем ты согласился об этом говорить?

— Разве Вы не сказали, что хотите знать? Вы и вправду ужасный учитель, если об этом забыли.

— Ох, да, но…

Как только Ооки начала отчаянно махать руками в отрицании, Саяма вновь улыбнулся.

— Зачем Вы пытаетесь отрицать? Подумайте об этом. Я волен говорить всё, что хочу. И вы вольны поддержать меня, когда я упаду. Я бы сказал, вы сделали благое дело. Вы не согласны? Но позвольте мне сказать одну вещь, — Саяма убрал правую руку от груди. — Моя мать всегда говорила мне, что надеялась на меня, будто я смогу однажды что-нибудь свершить. И мне любопытно, а сделала ли она в своей жизни что-либо. И вот сейчас ребенок, выросший слушая это, не имеет ни малейшего представления, что ему делать. И потому я должен спросить: что же мне делать?

— Теперь понятно. Значит, ты не знаешь, что тебе делать, — Ооки кивнула, и её плечи опустились. Она взглянула на Саяму, и со всей серьёзностью произнесла, — Я начинаю понимать, почему ты впадаешь крайности по любому поводу.

— Я не могу пропустить этого мимо ушей. Кто это, по-вашему, впадает в крайности?

— Что? Ты меня не слышал? Это что у тебя там, нос вместо ушей?

Левая рука Саямы отвесила молниеносный щелчок по лбу той, что задавала вопросы с такой серьёзностью.

— Ааааай, — застонала Ооки, присев.

Саяма поднес руку к подбородку и произнес:

— Некоторые учителя могут говорить ужасные вещи о своих учениках.

●

В итоге, Саяма не покинул общежитие вплоть до начала пятого.