Читаем Хроники Любви полностью

Над ней слегка подрагивал белый потолок. Напротив чернел экран укрепленного на кронштейне телевизора. Слева, возле кровати на стене панелька с красной кнопкой. На второй кровати, за полузадернутой зеленой занавеской, Мона разглядела укрытую до подбородка девушку, та похрапывала с открытым ртом. Мона с трудом села и ощутила сильное головокружение. Потрогала рукой намотанный тюрбан на голове, потом потрогала две прозрачные трубочки, исходящие откуда-то с головы… нет, от ушей, нет — из-за ушей… На концах трубочек, на животе, поверх рубашки висели тоже прозрачные круглые плоские бутылочки. Внутрь бутылочек по капле стекало нечто темнорозо-вое, собираясь на донышках в красноватую жидкость. Ничего не болело, но щеки на ощупь были горячие и вздутые. «Ну вот и всё, — подумала Мона. — И больно не было. Ничего не помню. Как-нибудь пережить здесь три дня и домой»…

Оказалось, вся боль была впереди. Но уже дома. Под тугим тюрбаном болела вся голова, никак невозможно было найти ей удобное положение на подушке, из зеркала на нее смотрело узкими глазами выпирающее из повязок — не лицо, нет — опухший толстый блин с синими потеками, уходящими под бинты… Рот не открывался, в него надо было пропихивать маленькие кусочки еды. Виталий резал ей бутерброд с сыром на «вагончики», как Мона делала когда-то маленькой Лизе, чтобы заинтересовать процессом поедания. «Ту-ту-ууу…» — смеялся Виталий, пододвигая Моне кусочки. «Издеваешься, да?» — спросила Мона. Он наклонился к ней, ища на лице место, куда можно поцеловать, но не нашел и чмокнул воздух.

— А где Лиза? Уже поздно, а она не идет, и не звонит…

— Лиза… — Виталий замялся. — Она не придет… во всяком случае, сегодня.

— То есть, как… не придет?

— Ну, Мона… Лиза уже большая девочка. Она сказала, что поживет в другом месте…

— Какое еще другое место?! Что ты городишь?!

— Не кричи, я не глухой. Лиза достаточно взрослая, чтобы выбирать себе места.

— Это она так тебе сказала? Ну да, узнаю ее интонацию! Конечно, Витик, она взрослая, но как-то… как-то неожиданно… Она что, испугалась, что за мной ухаживать придется?

— Да что ты! — замахал руками Виталий. — О чем ты говоришь! Я ей ясно сказал, что ты будешь вполне работоспособна и уже хорошо себя чувствуешь, ну точно так, как ты мне по телефону сказала. Вот только тогда, когда я ей это передал, она и стала собирать вещи. А я поехал за тобой.

— Вещи!!

— Ну, сумку свою джинсовую, не чемодан же.

— И что дальше?

— А дальше… Прежде, чем уехать, я задал ей несколько вопросов… Поскольку я настаивал, Лиза снизошла и объяснила, что она будет жить у… Себастьяна. Ну, ты ведь знаешь, парень, с которым она… который ее давно добивался.

— К Севке, значит, пошла. Он ведь ей не нравился, противным называла! И еще ужом — мол, скользкий такой, никогда прямо ничего не скажет, не ответит.

— Моночка, всё когда-то меняется… Теперь, наверно, ужиком называет… Ты почему не доела, вот еще два кусочка… и кофе…

— Не хочется. Голова болит. Пойду лягу.

— Мона, а когда это всё, — Виталий покрутил рукой вокруг своей головы, — с тебя снимут?

— Через неделю. А Лола не звонила?.. Что, ни вчера, ни сегодня?

— Нет пока. А она в курсе?

— В курсе. Если не она, то кто же еще?..

Мона терпела два дня, потом позвонила Лолке. Не с целью пригласить навестить, а просто вдруг подумалось: не заболела ли подруга?

— Да, — сказала Лолка, — я тут все последние дни неважно себя чувствую. Так что извини, придти не могу.

— И не надо приходить. Даже ни в коем случае не надо! Я такая вся ужасная!

— Ну да, — не поверила Лолка. — Сочиняешь!

— Нисколько! Лицо всё опухшее и синее. Ну, прямо монстр! — Мона хихикнула. — Вот, недельки через две, я думаю, что можно уже будет показаться. Крррасоту демонстрировать! — Мона засмеялась.

— Ну, я не зна-а-ю… — протянула Лолка. — Я тут путевочку надумала купить, на Кипр, как раз через две недели уеду… А после у меня командировочка наклевывается интересная, босс уже предупредил.

— Ну вот… — расстроилась Мона. Тут ей подумалось — ни с того ни с сего, без явной причины — что Лолка вообще к ней не придет.

— Лол, а ты вообще… — Мона запнулась и не решилась продолжить. На том конце тоже повисла тишина.

— Ну ладно, Лола, когда сможешь…

— Ага! — бодро откликнулась подруга и раздались короткие гудки.

Мона сидела, уставившись на телефон, будто он мог еще что-то ей сообщить. Мало сказать, что она была шокирована. Она была уязвлена страшно. Подруга, которой она первой хотела показать свое обновленное лицо, не желает ее даже видеть! Может, друг ее бросил, и она в отчаянье? Ну как же, небось с ним и едет на Кипр, в одиночку Лолка ни за что бы не поехала. А может, — пришла в голову мысль, — она никуда и не едет, ни на Кипр, ни в командировку. Всё выдумала, и выдумку заготовила заранее. Зачем? Зачем-зачем… Об это «зачем» можно теперь голову сломать… А голова и так болит. Еще сильнее, чем до этого странного разговора.

Через две недели явилась Лиза. Поздоровавшись и скользнув по матери отсутствующим взглядом, она сказала, что пришла за своими теплыми вещами, так как вечерами уже холодно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза