Хроники Любви

Вся беседа с доктором Розиным, худощавым и моложавым, с коротким, седеющим ежиком надо лбом и веселыми черными глазами, заняла чуть больше получаса. Были обсуждены все вопросы, «что будем делать» и «как будем делать», доктор рисовал на экране компьютера будущие изменения лица и показывал Моне линии, по которым пройдет скальпель, шутил и балагурил, обещал что «будет не больно, заснете и проснетесь почти Мэрилин Монро», внимательно рассматривал лицо Моны и ощупывал её щеки и шею. Потом сказал цену операции, увидел как у клиентки поднялись брови, улыбнулся и сказал, что сделает скидку. Но небольшую, уточнил он, ведь нужно платить анестезиологу и двум медсестрам, и всё из этой суммы.

Окончательно обо всем договорившись, Мона ушла с приподнятым настроением, в мечтах о своем молодом лице и последующей за этим новой жизни.

В чем будет заключаться новизна жизни, она не знала и в подробностях об этом не думала, просто предполагала, что счастливые изменения непременно должны последовать. Если бы Мона вдруг каким-то образом, неожиданным прозрением или догадкой узнала, что именно с ней, с ее жизнью, произойдет, она забыла бы дорогу к доктору Розину и выбросила бы в мусор номер телефона секретарши. Но… кто точно что-нибудь знает наперед. Может быть, и не забыла бы и не выбросила. Потому что пути человека так же неисповедимы, как и Господни.

Мона приехала в клинику к семи утра — как было договорено с доктором.

Через полчаса она уже сидела на стуле в небольшой комнате с кушеткой, переодетая в синие штаны и блузу с завязочками сзади на шее и напряженно смотрела на закрытую дверь. Дверь вдруг открылась, Мона вздрогнула, но вошел не доктор Розин, а другой врач — крупный пожилой мужчина в зеленом облачении. Сказал, что он анестезиолог и задал Моне несколько вопросов — о самочувствии, о принимаемых лекарствах. После него явилась молодая смуглая медсестра и измерила давление. Выходя, она уступила в дверях дорогу Розину, и Мона даже обрадовалась — скорей бы уж!

— Ну-с, дорогая… сейчас я вас сфотографирую, на память… После будем смотреть, какая вы были… Еще личико нарисую и

— вперед!

Он достал из своего чемоданчика фотоаппарат и щелкнул несколько кадров, потом синим фломастером чертил на лице Моны линии, отодвигался, смотрел и снова рисовал. «Разметка,

— пояснил он, — по этим линиям… делать будем». «Резать, — усмехнулась Мона. — Вы знаете, я однажды прочитала, как эту операцию делают… будто скальп снимают, только не с головы, а с лица, и сказала себе: чтобы я?! Ни за что! Никогда! И вот… пришла».

«Ну и правильно. Если женщина не хочет стареть, то и не должна. Надо жить в гармонии с самой собой. Вы согласны? Недаром наша клиника называется «Гармония». «Конечно», — тихо ответила Мона. Она-то согласна. Вот кое-кто у нее дома что-то не очень понимает проблемы гармонии… А может, ей только показалось. Ведь вслух Лизой ничего сказано не было. Только взгляд у нее стал странный… словно она чего-то не поняла. Но разве сейчас время об этом думать? Потом, потом разберемся. Сейчас поведут скальп снимать…

Мону уложили на операционный стол, закрытая зеленой маской до глаз медсестра привязала ей черными ремнями руки и ноги — «чтоб не брыкалась!» — засмеялась она, вторая медсестра прикрепила на локтевой сгиб какую-то штуку, поясняя: — «сюда наркоз введут». Вокруг нее еще что-то довольно долго делалось, с шутками и разговорами… Потом быстро, почти скороговоркой что-то рассказывал знакомый голос, кажется, доктора Розина…

— … ну вот, названивает она и названивает… Все подробности увеличения груди выспрашивает. Нет, чтобы придти и расспросить, так по телефону ей про всё-всё доложи! Пришла только один раз, сказала, что подумает, и как начала звонить! Дайте ей телефон кого-нибудь, кто уже сделал, увеличил, дай и всё тут! Хотя и не принято, я дал — достала! Но я, разумеется, предварительно спросил на то разрешения. И вот та женщина, телефон которой я дал, звонит мне и ужасно возмущается! Вы кому телефон мой дали, она же ненормальная! И рассказывает… Звонит ей эта дамочка, то се, как да что, а потом спрашивает: можно, я к вам приеду и посмотрю? — Ну, можно. — А можно, я потрогаю? — Н-ну, ладно. — А можно, мой муж потрогает?

Мона увидела как чья-то толстая и явно мужская рука тянется к большой и голой женской груди, грудь эта Лолкина… как сквозь вату, она одновременно услышала отдаляющийся дружный хохот и… очнулась.