Хроники особого отдела

В ноябре 1958 года в резиденции Кастель Гандольфо резко размножились большие пауки-крестовики. Вывести их, несмотря на предпринятые меры, не удалось. Резиденция была закрыта и пустует по наши дни...

—————————

1. (Возьмите меня!) (идиш).

2. (Нет спасения!) (идиш).

Глава 44

Глава 3. Дела сложные. Дела семейные

Часть 15

Окрестив себя «предводителем», начальник Особого отдела, не пожалев своих ног, честно отработал экскурсоводом по Риму. Три дня, «сбив, (по выражению Василия Ивановича), все набойки», добросовестно оттаскал за собой «руссо туристо», вызывая улыбки на лицах пробегающих мимо граждан. Правда, иногда местные жители, заинтересованные то ли интересной подачей материала, то ли внешностью красивых «сеньорин», притормаживали и, даже предпринимали попытки послушать. Но «предводитель» эти попытки тут же пресекал, причем в довольно оригинальной форме…

— Sei fuori come un balcone! (1) – строго объяснял Ян особо интересующимся горожанам, тыча в делегацию пальцем. После такого пояснения, любопытствующие сразу отставали и бежали дальше, напоследок,не забыв восхититься:

– Cotto a puntino! (2)

А по вечерам, после ужина, компания дружно рассаживалась за стойкой бара в отеле и, медленно переваривая восхитительной свежести морепродукты, размышляла о событиях минувшего дня. События, под действием расслабляющих напитков, мелькали перед усталыми взглядами, превращаясь в яркие картинки, и, окутываясь в розовую дымку, устремлялись дальше, в никуда, в бесконечность.

В предпоследний вечер Борис, собравшись спать, медленно поднял голову от граппы и посмотрел на Яна. Тот хмыкнул и пожал протянутую ему руку, пожелав добрых снов. Бернагард как под гипнозом встал и, покинув холл, бездумно добрел до номера. Потом принял душ, переоделся и вышел, отправившись на поиски чего-то непонятного и неизвестного.

Что-то не до конца исполненное терзало и мучило его. Какая-то мысль, невыполненное обещание пыталось пробиться из глубин сознания и, не находя выхода, расплывалось по поверхности мозга обрывками воспоминаний. Он не успел повернуть за угол, как почувствовал тяжесть на плечах. Серый туман мазнул по щеке мягкой кошачьей лапой и поинтересовался:

– А ты куда?

– Не знаю.

– Пойдём вместе.

– А нам по пути?

– Конечно…

Они поблуждали по тёмному Риму и вышли к небольшой базилике.

– Базилика Святого Клемента, – прочитал табличку Борис.

– Пойдём, познакомимся, – зашелестел туман.

***

Помещение пребывало в той ночной таинственной дремоте, которая встречается только в храмах после окончания богослужения, когда верующие и неверующие в Единого покидают его стены. И остаются только несколько догорающих свечей… в своей парафиново-восковой основе они несут молитвенные просьбы о здравии. Горожане продолжают надеяться, хоть давно не верят в чудеса…

Вошедшего Бориса окутала тишина, и он, дойдя почти до середины зала, застыл в попытке воспроизвести молитву в этом удивительном месте.

Базилика Сан-Клименте поразила его своими фресками и мозаикой, нечёткими набросками, проступавшими из-под шевелящихся умирающих теней, рождённых гаснущими свечами. Он услышал журчание древней реки под полом и ощутил свежий ветер.

– Древний Храм Митры, – шевельнулся Олладий. – Оставь ему дар.

Повинуясь приказу, Кесслер снял с безымянного пальца кольцо, которое, боясь потерять, передала ему Елена Дмитриевна. «В нём кусочек кости нашего Харлампия, – пояснила она. – Мне очень велико, да и тяжёлое оно. Но Ян велел привезти в Рим. На! Он сказал, раз мне велико, то тебе в самый раз».

Потом Бернагард положил кольцо в какую-то нишу и, чётко повернувшись, строевым движением вышел на воздух.

... Утром Борис, как ни в чём ни бывало, спустился к завтраку. Он ничего не помнил. Попросил омлет. Взял с предложенной тарелки кусочек сыра. Заказал кофе. И его взгляд упал на тонкие девичьи руки, такие ухоженные, такие нежные и чуткие... любимая! Он давно признался в этом себе. Ему никогда не забыть, каким было на ощупь её мягкое тело, снятое с алтаря чёрной египетской богини Мафдет. А кошачья голова Мафдет, увенчанная короной из змеиных и скорпионьих хвостов, навсегда останется в его кошмарах. И знал, твёрдо и точно знал, что как бы он ни старался, какие бы изощрённые уловки ни предпринимал – Ксения не станет его, и ему никогда не удовлетворить её в любовном танце...

Кесслер открыл пересохший рот, чтобы пожелать ей доброго начала дня, и застыл. Кольцо. Раззява! Он ухитрился где-то оставить кольцо с Харлампием.

– Окажите мне любезность, Ксения, – сквозь набатные стоны гулко стучащей в голове крови услышал он. – Закажите мне тоже омлет, как у Бориса, пожалуйста.

Девушка подняла на вежливое начальство удивлённый взгляд и отправилась за омлетом.

А тёмные глаза Яна в упор посмотрели на Бернагарда:

– Запомни! Влюблённый наш! Теперь Базилика – твоя крепость. Спасёт и защитит. А Харлампий пусть учится. Он при Петре родился, вот и послали мы его в просвещённую Европу, латынь учить!

***