Хроники похождений

Она потратила некоторое время, чтобы отрегулировать направление полета. Мы вновь оказались в небе Траумлэнда. И очаровательная летунья устроила самый романтический в моей жизни обед. О чем я не постеснялся сообщить. Я так и сказал:

— Малгожата, солнышко мое, это самый романтический обед в моей жизни.

Ответом мне стал новый сюрприз. Женщина взглянула через бортик и заявила:

— Серж, я не Малгожата.

— Ну, да-да, Элайс Стоун! — поправился я.

— И не Элайс Стоун.

— Вот как?! — удивился я. — А кто же ты?

— Вишенка.

— Вишенка? — переспросил я.

— Да, просто Вишенка, — кивнула женщина.

— Но две минуты назад ты была Элайс Стоун?!

Она нахмурилась, будто бы раздраженная моей непонятливостью. Я застыл, разинув рот. В руке я сжимал нож, на котором остывал кусок баранины.

— Ну что ты так на меня смотришь? — возмутилась женщина. — Две минуты назад мы летели над Курляндией. Я уже объясняла тебе, что там я мисс Элайс Стоун.

— Да, но ведь здесь ты была Малгожатой, — возразил я.

— Малгожатой я была в Меербурге, а теперь мы пролетаем над провинцией Торвейл. Здесь меня зовут Вишенкой.

— Согласись, что все это как-то странно.

— Ничего странного, это же Траумлэнд. Ты что, совсем дремучий, не знаешь законов? Траумлэнд — свободное маркграфство. Здесь каждый волен называть себя так, как ему вздумается.

— Вот как, — пожал я плечами. — И сколько раз мне еще предстоит с тобою познакомиться?

— Сколько надо, столько и познакомишься! Терпеть не могу, когда меня называют чужим именем! Да и какой, интересно знать, женщине понравится, если любовник перепутает имя?!

— Даже не знаю, что и сказать на это. — Я опять пожал плечами.

— Ничего не говори. Ешь, а то мясо остынет.

— Ты моя красавица цвета кофия съ молокомъ, — ответил я.

Мы ели шашлык, поджаренный тут же на огне от неопалимого полена, и пили терпкий портер по-очереди из одного медного бокала с крученой ножкой. Порою хотелось поднять этот бокал и протянуть его в проплывающее мимо облако, казалось, что непременно найдется небесное создание, которое с радостью чокнется со мной и разделит с нами трапезу. Я говорил о своих чувствах Малгожате… мильфейъ-пардонъ, Вишенке, и она порадовала меня тем, что и сама, сколько бы раз ни поднималась в воздух, снова и снова испытывает ни с чем не сравнимый восторг.

А потом со мною конфуз приключился.

Немного смущаясь, я поинтересовался: каким способом во время полета можно справить естественные надобности.

Вишенка показала мне маленький люк, сделанный в полу.

— Не стесняйся, я отвернусь. А потом последую твоему примеру. Только вот что, Серж, не стоит смотреть через этот люк на землю!

Ее слова показались мне странными. Конечно, будь мы на земле, мне б и в голову не пришло высматривать что-либо через отверстие в отхожем месте. Но мы были в небе! И что еще я мог увидеть сквозь эту дырку, как не землю, взгляд на которую с такой высоты приводил меня в восторг? Я не послушался и, открыв люк, глянул вниз. В то же мгновение у меня затряслись поджилки, ноги сделались ватными, я упал на колени, желудок скрутило и меня вырвало прямо в отверстие.

— Господи! Серж! Бедный ты мой! Я же говорила, не смотри вниз! — закричала Вишенка.

Я долго приходил в себя. Моя аэронавтесса что-то объясняла мне про вестибулярный аппарат, но я так и не понял, почему, когда смотришь на леса и поля через бортик гондолы, приходишь в восторг, а когда видишь ту же землю внизу прямо под ногами, начинаешь блевать.

В общем, все мои первые впечатления испортила эта история с люком. Я валялся на дне гондолы, живот крутило, мрачные мысли вернулись ко мне. Я мучительно скорбел о Половецком и ругал себя и Аннет за то, что мы ввязались в эту историю.

Ближе к вечеру Вишенка извлекла из баула подзорную трубу. Она долго изучала окрестности внизу, выбирая укромное местечко для остановки на ночь. Она и мне предложила полюбоваться на землю через увеличительный прибор. Но я отказался. После случая с люком не хотелось смотреть вниз ни через какие отверстия. Вишенка смеялась надо мною и продолжала рассматривать землю через трубу. Ее поиски увенчались успехом, и с наступлением сумерек мы опустились на маленькую поляну в сосновом бору. Когда я обрел твердую почву под ногами, мне стало легче. А после ужина у меня пробудился интерес к тому, каково держать в объятиях женщину, которая из-за цвета кожи сливается с ночью?!

В последующие дни я соблюдал правила пользования отхожим местом и радость полета в открытом небе целиком вернулась. Мы не могли удержаться от плотских утех, отчего по три раза на дню сбивались с курса, и после каждой любовной схватки приходилось выдворяться то из воздушного пространства Пруссии, то из неба Курляндии. Помимо Малгожаты и Вишенки в лице моей подружки я познал еще и Марго с Жанетой. Причем знакомство с Жанетой началось с того, что она влепила мне пощечину за то, что по ходу интимной баталии я назвал ее Марго, поскольку не подозревал, что оседлавшая меня Марго по какой-то одной ей известной географической примете превратилась в Жанету.