Хроники Раскола

Центральное крыло эссы Риккарда тиа Исланд, прозванного за неистовство в бою и беспощадность к врагам Демоном льда, в течение восьми недель полностью захватило Сормиту. Часть армии численностью девять тысяч человек под командованием когтя Риккарда Валгоса окопалась на южных границах королевства Чиша, ожидая наступления лорда Этрак с севера. Основная ударная группировка двинулась на Пьол, намереваясь выйти к Вратам Корлиосса и атаковать Княжество Рэм...»

Источник: Библиотека Затерянного города, «Хроники Раскола. Западные завоеватели».

***

Город посерел от страха.

Страх разливался в рассветном небе, затянутом вуалью перистых облаков. Рушил глухое безмолвие стуком подков по булыжной мостовой. Таился в темных провалах окон, исподтишка наблюдающих за триумфально гарцующим отрядом. Растекался бледностью по лицам людей, жмущихся к кирпичным стенам, не смеющих поднять поблекшие взгляды. Несся в спину испуганным шепотом, шелестом сквозняков в переулках.

«Драконы... убийцы... Демон льда...»

Мне нравился цвет страха, цепкими когтями вцепившийся в души. Пьянил сладко-горький вкус власти над жизнью и смертью. Люди не ценили доброй воли драконов, раз за разом испытывали наше терпение, и теперь они сполна заплатят за собственную глупость и надменность, уяснят, где их место. Проникнутся чувством непреходящего и не отпускающего трепета. Вспомнят, каково это — жить в тени от крыльев Властителей Небес.

Кейнот нарек меня демоном, и в какой-то мере я стал им. Воплощением чужих кошмаров, живым олицетворением войны. Потребовалось всего-то два месяца, чтобы прозвище, данное когтем, зазвучало роднее собственного имени. Восемь недель, три сотни верст и полтора десятка взятых и сдавшихся городов, над которыми я водрузил ало-черное знамя западных завоевателей.

Я мог гордиться темной славой, усилиями Альтэссы Запада раздутой до непомерных объемов. Демон льда. Имя, подхваченное гулким эхом молвы, летело над просторами подлунных королевств, внушая ненависть, уважение, ужас. Меня называли победителем, не проигравшим ни одной битвы, не испытывающим жалости убийцей, психопатом, от которого не угадаешь, чего ждать. Мной не пугали непослушных детей, но лишь потому что взрослые, не желая навлечь несчастье, боялись произносить проклятое прозвище всуе. Мое присутствие на ратном поле лишало вражеских командиров духа, заставляло солдат бросать копья и бежать. Крепости, едва я появлялся на горизонте, услужливо распахивали ворота, а их защитники сгибались в подобострастном поклоне.

Одно мое имя внушало страх, и меня это устраивало. Страх — сильнейшее оружие, способное принести победу без единого взмаха меча.

Не всегда, конечно. Отчаянная решимость выделялась закаленной сталью среди зыбучих песков покорности, вероятно, поэтому я ощутил атаку за мгновение до ее начала. Руническая стрела вспорола воздух, пронзила насквозь первый щит, выбила ледяную крошку из второго и, застряв в снежном коме, упала на землю, где взорвалась стальной дробью, пойманной в сеть заклятий. Новой попытки не последовало: покушавшийся на мою жизнь оказался достаточно умен, чтобы не упорствовать в безнадежном деле, если, конечно, можно утверждать наличие ума у самоубийцы.

Несколько воинов свиты, подчиняясь распоряжениям Кадмии, сорвались в погоню. Нового когтя мне рекомендовал Валгос, и пока у меня не возникало причин для недовольства. Некрасивая, с тяжеловесными чертами лица и массивной угловатой фигурой, излишне прямолинейная, напористая и бескомпромиссная, она обладала двумя бесспорными достоинствами, перевешивающими все изъяны: умением четко исполнять полученные приказы и, главное! абсолютной преданностью командиру, отсутствием тяги к каким-либо интригам за спиной.

Я задумчиво изучил окно второго этажа, откуда стрелял лучник, чувствуя, как звенит напряженная тишина, разлившаяся над улицей. В устремленных на меня глазах отражениями в зеркальном лабиринте дрожал от ужаса разбитый на сотни осколков один-единственный вопрос: «Каким будет наказание за дерзость?» Прошлый город, посмевший сопротивляться, я отдал на три дня человеческой швали, набранной Кагеросом в западных королевствах, а затем велел сжечь дотла. Жестокий приказ, но в какой-то степени разумный: следующие четыре крепости сдались без боя, сохранив мне время и солдат.

Я медленно обвел взглядом толпу. Изнуренная темноволосая мать крепче прижала к некрашеной юбке близнецов. Плотный булочник с траурно обвисшими усами отшатнулся назад, стремясь спрятать пышные телеса за соседями. Даже тщедушная старуха, отжившая свой век, тихо шептала под крючковатый нос молитву, теребя оберег на поясе.