Хроники Раскола

Тело, лежащее на булыжной кладке площади, замерло. Я равнодушно скользнул взглядом по трупу бывшего градоправителя, сухо заметил, обращаясь к толпе, где жажда возмездия билась о клетку страха. Сегодня появилось еще несколько свидетелей безумия Демона льда.

— Какая жалость. Надеюсь, это досадное происшествие не помешает скорейшему подписанию договора о содействии.

Я вскочил на лошадь, подъехал к Кадмии.

— Пусть войска расквартировываются. Четыре дня на отдых и пополнение припасов, — я едко улыбнулся гомонящей площади, поднял глаза к серому небу. Красивый город. Вьюне понравилось бы здесь. Я привычно резко оборвал мысли о моей снежной фее. — Напомни всем: никакого беспокойства нашим «гостеприимным» хозяевам. Если хоть одного солдата из десятки уличат в мародерстве, вздернуть все звено.

***

В чем важнейшее отличие драконов от людей?

В более долгом сроке жизни? Нескольких веках, отпущенных наследникам верховных семей, против человеческих пяти-шести десятков? Условиях этой жизни? Плодородные земли Мидла будто благословлены небом на богатый урожай, созданы для сытой безмятежной неги, в то время как суровые снежные пустоши Северного Предела — безжалостный лед, закаляющий клинки характеров.

Многие ответят и окажутся правы: нас рознит магия Крылатых Властителей, царство снов. Кровь Древних не только наделяет ущербное человеческое тело умением работать со стихиями, дарует недоступные людям силу, ловкость и выносливость, но и позволяет остро и тонко воспринимать реальность, познать чувство слияния с окружающим.

И все же, мне думается, главная причина в четком понимании драконами своего места в этом мире. Людям свойственно бросаться из крайности в крайность: одни весь век прозябают в родном болоте, опасаясь лишний раз высунуть нос и страдая от смутного ощущения неполноценности, «непокоренных вершин». Другие шагают по головам, интригами и подкупами забираясь на «чужое» место. Выскочки опасны, их заботит не процветание народа, а удержание завоеванных позиций.

В жизни драконов кровь Властителей определяет все: отмеренный срок земных лет, потенциал, роль в клане. Мы не ищем власти ради власти или благ, но и не отказываемся от нее, принимая одновременно и право распоряжаться чужими душами, и ответственность, которую оно налагает. Мы не рвемся подняться выше отпущенных нам пределов, но и не останавливаемся на полпути, не прекращаем попыток достичь зенита, определенного судьбой. Клан совершенен, если каждый в нем стремится к совершенству. Клан силен в единстве помыслов, в четком осознании каждым своего долга. Это разумно и правильно, пусть такая правильность в чем-то фаталистична.

Ментальный зов вывел меня из чуткого забытья. Дремать вполглаза за последние месяцы вошло в привычку — слишком многие жаждали добраться до мятежного эссы. Я потянулся в кресле, наклонил голову в одну сторону, в другую, разминая затекшую шею. Плотные гардины на окнах задерживали и солнечный свет, и сквозняки, глушили доносящиеся со двора голоса. Тепло, влажно, душно и сумеречно, как в трясине. Первое очарование незнакомого города исчезло, и я, проклиная неповоротливую махину военной кампании, считал минуты до того момента, когда армия продолжит наступление, хотя еще день назад мечтал о вязком сонном покое.

Вытащенный из ножен копис подмигнул тусклым бликом. Отразившая в стали беспечная синева вызвала глухое раздражение: Повелитель Запада большую часть времени проводил в Морском дворце, предоставляя эссам наслаждаться марш-бросками по пересеченной местности, штурмом крепостей и прочими прелестями военного времени.

— Al ' av ' el ', al 'ttel' E

'tra.

— К чему этот мрачный вид, мой друг? Он не идет триумфатору, с легкостью берущему города один за другим, — Кагерос слегка прищурился, в синеве промелькнуло едва заметное недовольство. — Кстати, о городах. Ты поступил глупо, убив управителя. Это вызовет ненужные волнения.

Уже доложили? Сплетни распространяются со скоростью урагана, или же, вероятно, соглядатай находился на площади. Кто-то из сопровождения? Я не видел резона скрывать что-либо от Повелителя Запада, но мысль, что за мной наблюдают и стараются контролировать, была неприятна. Я привык полностью доверять воинам, стоящим за спиной: моя свита должна подчиняться моим и только моим приказам.

— Знаю. Пусть. Ненавижу крыс, — я не собирался вкладывать в слова угрозу, но прозвучало двусмысленно.

— И правда, какое нам дело до людей? — с легкостью отступился Альтэсса. — А что насчет очаровательной арбалетчицы? Почему ты позволил врагу уйти?

— Захотелось.

— Твое самоубийственное желание сберечь северную кровь пугает. Я надеялся, предательство когтя раскроет тебе глаза, даст необходимую решимость.

Я скрипнул зубами, что естественно не укрылось от собеседника.

— Не злись, командор. Кому, как не друзьям, говорить в лицо всю неприглядную правду?

— Выказать недовольство — это все, что вы хотели, Повелитель?

После случившегося два месяца назад я не желал принимать тот приятельский тон, на котором настаивал Альтэсса Запада.