Хроники Раздолбая

«Сегодня все-таки не позвонит, — успокоил он себя, запирая дверь. — Скорее всего завтра или послезавтра».

Праздники с родителями перестали быть интересными Раздолбаю с тех пор, как пиво и сигареты показались ему привлекательнее чая и шоколадок. Впрочем, роль хорошего сына хорошо компенсировалась — узнав, что Раздолбай празднует двадцатилетие дома, дядя Володя заехал к знакомому завмагу и купил блок чистых кассет — самый лучший подарок. Растроганный Раздолбай начал отрабатывать роль домашнего мальчика во все старание, но вдруг телефон прозвонил частой междугородней трелью. Мама протянула трубку:

— Тебя.

«Не может быть! Она догадалась, что я у родителей!» — задохнулся от счастья Раздолбай и помчался к аппарату в другой комнате, чтобы уединиться. Но оказалось, что звонил Миша.

— Привет, поздравляю! Извини, я совсем пропал, но здесь столько заниматься приходится, что счет времени потерялся, — послышался в трубке голос друга.

В другое время Раздолбай был бы рад этому голосу, но сейчас он испытывал разочарование — не к Мише он бежал, теряя на поворотах тапочки.

— «Здесь» — это где? — спросил он с нарочитой бодростью, чтобы Миша не услышал досаду.

— Я тебе не говорил? Сколько же мы не общались… Я в Италии уже третий месяц. Папе предложили место преподавателя во Флоренции, а я выиграл конкурс в Индианаполисе, и у меня открылись такие возможности, что теперь даже не знаю, как быть. Первого сентября надо возвращаться в консерваторию на второй курс, а мне менеджер в Европе концерты на год вперед расписал. Теперь хожу, думаю — то ли заканчивать «консу», то ли ехать в мировой тур недоучкой.

— Ну, если что-то начал, лучше, наверное, закончить, — предположил Раздолбай, завистливо подумав, что Миша, чего доброго, выберет мировой тур и недосягаемой ракетой улетит от их формального равенства двух студентов.

— Так-то оно так, но меня могут перевести здесь в скрипичную академию, и для карьеры это даже лучше консерватории. Я бы вообще не сомневался, если бы не один момент. У меня очень теплые отношения с моим консерваторским профессором, и если я от него уйду, он, конечно, очень обидится. Больше, чем обидится. Громко звучит, но для него это будет удар в сердце, я это очень хорошо понимаю.

— Не преувеличиваешь?

— Нет, я просто знаю, как учителя привязываются к любимым ученикам. Он меня вел с четырех лет — я для него не просто ученик, а дело, которое он шестнадцать лет делает и еще четыре года собирается делать, чтобы довести до конца. Это будет предательство. А с другой стороны, такой шанс, как мне выпал, бывает раз в жизни. Эх-х… Никогда таких дилемм не было.

Дилемма. Это слово что-то напомнило Раздолбаю… «Этические дилеммы» Мартина! Тогда это были просто головоломки, которые казались игрой, но вот Миша оказался в самой настоящей «этической дилемме», и Раздолбай мог только порадоваться, что подобное затруднение не выпало на его долю. «Упустить звездный шанс или предать близкого человека, потратившего на тебя шестнадцать лет жизни, — кошмар, а не выбор! — думал он. — Я бы с ума сошел, если бы оказался в таком положении».

«Ты ведь открыл однажды способ всегда выбирать правильно, — проснулся и заговорил внутренний голос. — Надо обращаться ко мне и полагаться на мой совет.

— Что бы ты посоветовал?

— Я не могу советовать для других, но если бы в такую ситуацию попал ты, я сказал бы тебе — не предавать.

— И упустить шанс?!

— А ты уверен, что, предав, смог бы этим шансом воспользоваться?

— Ну нет! Я не настолько в тебя верю, чтобы в Мишиной ситуации отказываться от карьеры. Диана, романтика — это ладно, можно рискнуть. Но если бы передо мной стоял Мишин выбор, то никаких „внутренних голосов“ я бы не слушал. И вообще, может быть, это сейчас вовсе не Бог во мне говорит, а зависть, которая не хочет, чтобы Миша стал звездой, и подталкивает отговаривать его от шанса? Интересно, насколько этому голосу верит сам Миша?»

Эти мысли пронеслись в голове Раздолбая раньше, чем пауза в разговоре стала слишком долгой.

— Миш, а помнишь, ты говорил про внутренний голос, который всегда знает, как правильно? — напомнил Раздолбай. — Он тебе в этой дилемме что советует?

Миша вздохнул.

— Голос… Знаешь, если бы не голос, все было бы проще. То, что мне предлагают, — это возможность всей жизни. Это стремительная карьера, и доучиваться три года в Москве, чтобы потом эту возможность не получить, — просто безумие. А потом я точно не получу ее, потому что менеджерам интересен двадцатилетний лауреат конкурса, которого можно по горячим следам раскрутить, а не выпускник Московской консерватории, который несколько лет назад что-то где-то выиграл. Все это мой профессор понимает сам, и я надеялся с ним объясниться, чтобы расстаться по-доброму… Мне то же самое и мама говорит, и отец… Только голос против.

— А это не самообман?

— Я этот голос слушал не один раз, и всегда получалось, что поступал правильно. Правда, таких трудных дилемм никогда не было.

— Да уж… Не знаю, что сказать. Я ведь тоже стал этот голос слышать и попробовал поступить, как он советовал, хотя это казалось глупостью.