Хроники Раздолбая

Дальше, по задумке, простыне полагалось красиво ниспасть, обнажая талию Мирей Матье и ее белоснежные ноги, но она вдруг зацепилась на уровне раздолбайского пояса и повисла на чем-то, как полотенце на вбитом в стену гвозде. Раздолбай опустил глаза, недоумевая, откуда там взялся гвоздь, а увидев, что это не гвоздь, удивился еще больше. Он мотнул бедрами, чтобы «платье» все-таки упало, и в ту же секунду его словно ударили по пояснице дубиной. Возбуждение, гудевшее высоковольтным проводом, взорвалось, как перезрелый бутон недотроги, перед глазами полыхнуло, а в следующий миг у него как будто выдернули позвоночник.

Охнув и перегнувшись пополам от резкой боли внизу живота, Раздолбай медленно опустился на колени и обнял угол кровати, чтобы не упасть. Не понимая, что случилось и почему его тело внезапно лишилось силы, он затрясся в панике.

— Наверное это от холода… — успокаивал он себя. — Я разделся и незаметно замерз… Сейчас я согреюсь, и это пройдет.

От страха у Раздолбая стучали зубы, и моментальную перемену настроения он тоже приписывал холоду. Иначе как было объяснить, что затея с Мирей Матье, только что сводившая его с ума, казалась теперь самым постыдным поступком в жизни, а девушки в календаре стали вдруг безразличны и даже противны.

— Не буду больше на них смотреть, — говорил он себе, запихивая календарь обратно под кровать. — Что я вообще нашел в этих дурацких картинках?

До ночи Раздолбай продолжал ощущать неприятную слабость и беспокоился, не сломалось ли что-нибудь у него внутри, но утром проснулся как ни в чем не бывало, и лишь остатки вчерашнего стыда портили ему настроение. К следующему вечеру забылся и стыд, а еще через день Раздолбай снова ощутил позывы теперь уже знакомого голода.

«Я только посмотрю. Не буду раздеваться, не замерзну, и ничего плохого не будет», — решил он, когда родители вновь оставили его одного.

Все повторилось и без раздевания: жар в груди, стук в висках, дурман и неожиданный взрыв, выдернувший силу из позвоночника и подкосивший ноги слабостью.

«Это не от холода! Это что-то другое! — снова трепетал от ужаса Раздолбай. — Не буду больше делать это! Больше не буду!»

Его опять терзал мучительный стыд. Что-то внутри подсказывало, что он поступает нехорошо и неприятные ощущения могут быть расплатой за дурной поступок. Ведь он рассматривал нечто такое, чему вообще не положено быть у них дома. Зачем такой календарь под кроватью родителей? Неужели дядя Володя тоже разглядывает его, а потом охает от боли и слабости? Смотреть на девушек в кружевах было вредно — Раздолбай понял это и поклялся никогда больше этого не делать. Но прошло два дня, и голодный зов снова заставил его достать «инопланетное послание» из-под кровати.

Календарь сделал его рабом удовольствия, за которое приходилось расплачиваться таким стыдом и страхом, что через пару недель он решил от него избавиться и открыть дяде Володе тайну своей находки, прикрывшись маской праведного возмущения.

— Я тут луноход пускал… — заговорил Раздолбай, оставшись с дядей Володей наедине, — он заехал под кровать… Я полез… Там такое… Я вообще не понимаю, как такое у нас в доме оказаться могло!

— Что там «такое» нашлось?

— Я даже не знаю, как назвать это!

И Раздолбай достал из-под кровати календарь, нарочито держа его за уголок двумя пальцами, как вопиющую мерзость.

Он весь дрожал, боясь, что дядя Володя станет страшно ругать его, но желание вырваться из рабства девушек в кружевах было сильнее страха. Дядя Володя отреагировал неожиданно:

— А я думал, куда он пропал! — радостно воскликнул отчим, выхватывая календарь из трясущихся рук Раздолбая. — Привез из Финляндии своему заму Хараборкину в подарок и найти не мог. Завтра ему отнесу.

Так календарь исчез из дома, и Раздолбай не горевал. Он быстро забыл разбуженный девушками в кружевах голодный зов, опять вернулся к игрушкам и лишь однажды, когда луноход снова заехал под родительскую постель, сочувственно подумал: «Я вот играю, а Хараборкин там, наверное, охает и сгибается».

О том, что Хараборкин, возможно, не просто охает, а подвергается страшной опасности, Раздолбай узнал следующим летом, отдыхая в пионерском лагере «Орленок». Над их отрядом шефствовали старшие пионеры, и вечером у костра они поделились с подшефными большой тайной. Оказалось, что несколько слов, которые Раздолбай считал просто ругательствами, на деле обозначают конкретные части тела и одно действие. Действие это очень приятное, но делать его разрешается только взрослым в публичном доме, куда можно позвонить, набрав телефонный номер, зашифрованный буквами ЕЖЕВИКА.

— А если я позвоню? — спросил Раздолбай, задыхаясь от масштаба тайны.

— Занято будет, — объяснили пионеры, — взрослые точно знают время, когда звонить. Да и что толку, если попадешь туда, — денег нет, делать это в нашем возрасте еще вредно. Некоторые не могут дождаться — становятся дрочерами.

— Кем?

— Ну, пялятся на какой-нибудь журнал или календарь с девками…

Раздолбай вздрогнул и отодвинулся подальше от огня, чтобы никто не заметил его испуганных глаз.