Хроники Раздолбая

Раздолбай посмотрел на Диану, которая, мгновенно заснув, безмятежно посапывала на противоположной полке. Ее голова покоилась на подушке в каких-нибудь полутора метрах от него, и если бы не пропасть до вагонного пола, ему казалось бы, что они лежат на одной постели. Раздолбай потянул носом воздух, пытаясь уловить памятный запах духов, но почувствовал чесночное дыхание храпевших внизу колхозниц. Они явно стрескали на двоих пару кругов копченой латышской колбаски. Он подался вперед, держась за поручень, и завис так близко от Дианы, что ощутил на своем лице ее сонный выдох. При желании он мог бы коснуться губами ее щеки, но боялся этого и не представлял, как сможет делать что-нибудь совсем откровенное.

«Отступлю, — решил он. — Никто ведь не заставляет меня к ней приставать. Схожу с ней на спектакль и все».

С отказом от борьбы за главный приз паника разжала ледяную хватку, и сердце Раздолбая облегченно затрепетало, наполняясь теплой спокойной кровью. Он накрылся одеялом и начал проваливаться в сон, как вдруг недовольный внутренний голос снова заявил о себе:

— Отказываешься от такой девушки, когда я твердо сказал тебе, что дано будет? Не хочешь проверить до конца, можно ли мне верить?

Подумать что-либо в ответ Раздолбай не успел — сон сморил его.

* * *

Москва встретила прибывший из солнечной Риги поезд серым небом, моросящим дождем и шумным гулом, в котором как будто бесконечно настраивался разрозненный симфонический оркестр. Диана ступила на перрон, зябко обнимая себя за плечи, и посмотрела на Раздолбая с издевательской покорностью. «Привез в марлевом сарафане — возись теперь», — говорил ее взгляд.

— Заедем на минуту ко мне, утеплимся и поедем тебя кормить. Я тебя привез, я буду о тебе заботиться, — сказал он, вспомнив героя фильма «Девять с половиной недель», который обещаниями заботы сводил героиню с ума.

Ослепить заимствованным блеском не получилось — Диана тоже видела этот фильм.

— Не так говоришь. Надо вот так: «Я буду заботиться о тебе», — изобразила она, копируя проникновенные интонации Микки Рурка.

— Пять баллов! — одобрил Раздолбай. — Скажешь так еще пару раз, и мне придется танцевать перед тобой, как Ким Бейсингер.

— You can leave your hat on![66] — спели они в унисон.

«А что, неплохо у меня с ней получается!» — похвалил себя Раздолбай, галантно распахивая перед Дианой дверцу свободного такси.

Ползти в час пик по пробкам пришлось бесконечно долго. Диана смотрела в окно, изучая чужой город, а Раздолбай пытался рассказывать веселые байки о самых заметных зданиях, которые они проезжали.

— Останкинская телебашня, — сообщил он, когда показалась гигантская серая игла. — Я, когда был маленьким, очень переживал, что в Америке есть небоскребы, а у нас нет. И представлял себя американцем, которого везут по Москве, и он так презрительно на все поглядывает, говорит: «Что это у вас в Москве такие низкие дома, ни одного небоскреба?» И тут на горизонте — бац, башня! Получай, сука! Каждый раз крутил эту фантазию, когда проезжал здесь.

Около стадиона «Динамо» Раздолбай в лицах выдал историю «похода за сексом» в компании Маряги. Себя он, разумеется, выставил таким ухарем, что даже угрюмый таксист завистливо покачал головой.

— С тех пор ты продвинулся дальше подглядывания в раздевалки? — иронично поинтересовалась Диана и, сама не ведая, погрузила Раздолбая в очередной приступ паники.

«Офигенно дальше! — думал он зло. — Задрочил пару журналов и трахнул чучело с грудями из носков. Интересно, она догадывается, что я в этом деле — ноль?»

Паника отступила, когда он вспомнил, что решил ограничиться посещением театра и не приставать, но внутренний голос опять шепнул свое «дано будет», и от волнения Раздолбай не смог больше ничего рассказывать. К счастью, после «Динамо» исчезли пробки, и до Химок они домчались раньше, чем отсутствие поводов для разговора стало доставлять неудобство.

Переступив порог своего жилища, Раздолбай тут же споткнулся об загнутый уголок линолеума.

— Вот, значит, как ты живешь, — протянула Диана, окидывая взглядом обшарпанную прихожую.

— Я знаю, ремонт нужен… — смущенно признал он, заглаживая линолеум носком ботинка. — Но сейчас не до этого — рисую много, плюс бизнес… Посиди, я тебе подберу одежду.

— Можно, я позвоню в Ригу?

— Конечно!

Он проводил ее в комнату и усадил в единственное кресло, рядом с которым примостился на тумбочке лопоухий телефон, метко прозванный заводом-изготовителем «Чебурашкой».

— Мне надо поговорить одной.

Раздолбай кивнул и вышел на кухню. Подслушивать он не хотел, но включать в раковине воду, чтобы заглушить долетавшие из комнаты реплики, не захотел тоже. Диана позвонила Андрею. Разговор быстро перешел на повышенные тона, и его стало хорошо слышно.