Читаем Хроники Раздолбая. Похороните меня за плинтусом-2 полностью

Последние слова Раздолбай крикнул в запале. Он пожалел о них в ту же секунду, как они сорвались с губ, но их было уже невозможно поймать в телефонных проводах за тонкий змеиный хвост и вытащить обратно.

— Знаешь, я твои нервы понимаю, но со мной так разговаривать нельзя, — холодно сказал Миша и повесил трубку.

«Зомбированный псих! — обозленно подумал Раздолбай. — Пусть остается в своих иллюзиях».

Он понимал, что Миша пытался его поддержать, но ему удобнее было считать друга эгоистом, видящим в чужой беде решение своей дилеммы, чем возвращаться к вере, которую за перенесенную боль хотелось топтать. Еще он понимал, что в течение суток поссорился с двумя лучшими друзьями, но в сравнении с боем в центре города это казалось мелочью.

Раздолбай готовил себя к тому, что завтра вскроется трагедия, после которой привычная жизнь изменится навсегда, и боялся возненавидеть родной с детства красный флаг так сильно, что даже фильмы про войну станут вызывать отвращение.

Утром он первым делом бросился к телевизору и сразу попал на новости. Уже по голосу репортера было понятно, что страшной трагедии не произошло, а через несколько секунд просмотра Раздолбая захлестнуло ликование — войска выводили из города, в ночном столкновении на Садовом кольце погибли всего три человека. После ожидания тысячных жертв, узнать о трех погибших было облегчением. Раздолбай устыдился этого чувства и стал убеждать себя, что трое погибших — это не «всего», а тоже ужасно, но не мог прогнать мысль, что гигантские железные шары должны были сокрушить в своем столкновении гораздо больше, и забрать данью только троих было с их стороны чудом милосердия.

Показывали кадры ночного боя. Один бронетранспортер ворочался в западне из троллейбусов, словно пойманный носорог, другой — уползал в туннель, подожженный бутылкой с бензином. Люди скандировали: «Убийцы!» — слышались выстрелы. Крупно показали лужи крови на асфальте, цветы и зажженные свечи. Увидев кровь, Раздолбай ощутил неприятное любопытство, подобное тому, с которым он рассматривал разбитые в авариях машины. Покореженные сиденья с бурыми пятнами виделись ему порогом, через который неизвестные люди перешагнули в другой мир, и казалось, если приглядеться к ним пристальнее, то можно разгадать неведомую тайну.

Ночные события комментировали очевидцы. По их словам, танки двинулись на штурм, но путь им перегородили троллейбусами. Одной машине закрыли брезентом обзор, другую подожгли, и ценой гибели трех смельчаков атака была отбита. Раздолбай удивлялся нерешительности штурмующих, которые повернули вспять, потеряв две машины из нескольких десятков, но радовался, что эта нерешительность спасла много жизней.

Казалось, бытие возвращается в привычное русло, но чем дальше Раздолбай смотрел новости, тем яснее он понимал, что привычного русла больше нет. В эфире произносились немыслимые вещи! Репортеры смело вешали на бывших правителей ярлыки, которыми раньше клеймили только империалистов, — «преступная клика», «предательская верхушка», «узурпаторы». Вечером в программе «Время» тот же диктор, который два дня назад говорил про злобное глумление над институтами государства, с тем же выражением лица вещал теперь про единодушное осуждение антигосударственного переворота и заверял, что авантюристы понесут ответственность. Комендантский час отменили и маньяка в квадратных очках больше не показывали, зато много показывали Ельцина. Теперь он выступал в огромном светлом зале под овации и выглядел не как самозванец с мятой бумажкой, а как настоящий президент.

Телевизор излучал ощущение праздника, которому хотелось отдаться, но Раздолбай никак не мог поверить, что грозные гробовщики в серых костюмах оказались кем-то вроде Тараканищ из детской сказки.

— Тараканища и есть! — уверял дядя Володя. — Они сигаретами людей не могли обеспечить, с какой стати у них военный переворот получится?

— Тараканища — это вы точно подметили! — с облегчением смеялась мама. — А мы как зайчики в трамвайчике в обморок попадали, в щели забились.

Раздолбай смеялся вместе с мамой, чувствуя себя одним из глупых зверьков, что бежали от Тараканища в страхе, а по телевизору показывали все более немыслимые вещи. На следующий день главным новостным сюжетом был снос памятника Дзержинскому. Бронзовую фигуру человека, великую историческую роль которого Раздолбай изучал в школе, сдернули петлей за шею, подняли на стреле крана, как висельника, и уложили на платформу гигантским бронзовым трупом под свист и аплодисменты толпы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Похороните меня за плинтусом

Хроники Раздолбая. Похороните меня за плинтусом-2
Хроники Раздолбая. Похороните меня за плинтусом-2

Перед вами — продолжение культовой повести Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом». Герой «Плинтуса» вырос, ему девятнадцать лет, и все называют его Раздолбаем.Раздираемый противоречивыми желаниями и стремлениями, то подверженный влиянию других, то отстаивающий свои убеждения, Раздолбай будет узнавать жизнь методом проб и ошибок. Проститутки и секс, свобода, безнаказанность и бунт — с одной стороны; одна-единственная любимая девушка, образованные друзья и вера в Бога — с другой.Наверное, самое притягательное в новом романе Павла Санаева — предельная искренность главного героя. Он поделится с нами теми мыслями и чувствами, в которых мы боимся сами себе признаться.

Павел Владимирович Санаев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза