Динни подняла на Майкла глаза, и выражение их тронуло его.
— Он поступил так не от гордости, Майкл. В нём зреет что-то страшное. В глубине души он не доверяет себе: ему кажется, что он отрёкся из трусости. Я знаю, он не может выбросить это из головы. По его мнению, он обязан доказать, — и не столько другим, сколько себе, — что он не трус. О, я-то знаю, что он не такой! Но пока он не докажет этого себе и окружающим, от него можно ожидать всего.
Майкл кивнул. Из своей единственной встречи с Уилфридом он вынес примерно такое же впечатление.
— А тебе известно, что он сам просил издателя написать письмо?
— Что же теперь будет? — беспомощно спросила Динни.
Майкл пожал плечами.
— Майкл, неужели никто не поймёт, в каком положении он тогда оказался?
— Люди с воображением встречаются редко. Я не смею утверждать, что сам могу понять его. А ты можешь?
— Только потому, что это — Уилфрид.
Майкл стиснул ей руку:
— Я рад, что у тебя старомодный недуг, а не просто современная «физиологическая потребность».
Глава 20
Пока Динни одевалась, к ней в комнату вошла тётка:
— Твой дядя прочёл мне эту статью. Удивляюсь!
— Чему, тётя?
— Я знавала одного Колтема, но он умер.
— Этот тоже когда-нибудь умрёт.
— Динни, где ты заказываешь такие лифы на косточках? Очень удобные.
— У Хэрриджа.
— Твой дядя говорит, что Дезерт должен выйти из своего клуба.
— Уилфриду решительно наплевать на клуб, — он за всё время там и десяти раз не был. Но я не надеюсь, что он напишет туда о своём выходе.
— Заставь его.
— Тётя, мне никогда не придёт в голову заставлять его что-нибудь делать.
— Это так ужасно, когда тебе кладут чёрные шары!
— Тётя, милая, можно мне подойти к зеркалу? Леди Монт пересекла комнату и взяла с ночного столика тоненькую книжечку:
— «Барс»! Но он же изменил их, Динни.
— Нет, тётя. У него не было пятен, которые можно менять.
— А крещение, и вообще?
— Если в крещении есть какой-то смысл, значит, оно — надругательство над детьми, которые не в состоянии понять, в чём оно заключается.
— Динни!
— Да, я так считаю. Нельзя ни на что обрекать людей без их согласия. К тому времени, когда Уилфрид научился мыслить, у него уже не было веры.
— Значит, он не отрёкся, а принял.
— Он это знает.
— Поделом этому арабу, — объявила леди Монт, направляясь к двери. Какая навязчивость! Если тебе нужен ключ от двери, возьми у Блора.
Динни торопливо закончила туалет и побежала вниз. Блор был в столовой.
— Тётя Эм велела дать мне ключ, Блор, и вызовите, пожалуйста, такси.
Дворецкий позвонил на стоянку такси, принёс девушке ключ и сказал:
— Миледи привыкла высказывать свои мысли вслух, так что я поневоле все знаю, мисс. Утром я и говорю сэру Лоренсу: «Если бы мисс Динни могла его увезти в горную Шотландию, куда газеты не доходят, это сберегло бы им много нервов». В наше время, если замечали, мисс, что ни день — новое событие, да и память у людей не такая, как прежде. Вы простите, что я об этом заговорил.
Динни взяла ключ:
— Наоборот, я благодарна вам, Блор. Я и сама ничего лучшего не желала бы. Только боюсь, он сочтёт такой шаг недостойным.
— В наше время молодые леди умеют добиваться всего, чего захотят.
— Мужчинам всё-таки приходится соблюдать осторожность, Блор.
— Конечно, мисс. Родные — трудный народ, но все как-нибудь образуется.
— Думаю, что мы выдержим эту свистопляску.
Дворецкий сокрушённо покачал головой:
— По-моему, тот, кто её начал, изрядно виноват. Зачем без нужды причинять другим неприятности? Такси у подъезда, мисс.
В машине девушка опустила оба боковых стекла и наклонилась вперёд, чтобы ей обдувало сквозняком разгорячённые щеки. Она была полна таким сладостным волнением, что в нём тонули даже злоба и негодование, которое вызвала у неё рецензия. На углу Пикадили она увидела плакат: «Все на дерби!» Завтра дерби! Оказывается, она перестала замечать время! Дин ни ехала в Сохо, где они с Уилфридом собирались пообедать у Блафара, но такси двигалось медленно — накануне национального празднества уличное движение было особенно оживлённым. У дверей ресторана со спаниелем на поводке стоял Стэк. Он протянул ей конверт:
— Мистер Дезерт послал меня к вам с запиской, а я прихватил с собой пса, — пусть погуляет.