Хроники семьи Форсайтов

Флёр снова села за прерванные письма. Они были очень важные: она приглашает к себе интереснейших и виднейших людей Лондона для встречи с индийскими леди из высших каст, приехавших сюда в связи с конференцией. Она уже почти кончила писать, когда ей позвонил Майкл. Он осведомился, не передавал ли ему что-нибудь Компсон Грайс. Изложив ему новости, Флёр спросила:

— Будешь к обеду?.. Очень хорошо! Мне страшно обедать вдвоём с Динни: она такая весёлая, что у меня мурашки бегают. Я понимаю, она не хочет расстраивать окружающих, но нам было бы легче, если бы она поменьше прятала свои переживания… Дядя Кон?.. Забавно, честное слово, — вся семья теперь хочет того, от чего раньше шарахалась! По-моему, они просто увидели, как она мучится… Да, она взяла машину и поехала с Китом на Круглый пруд пускать его лодку. Они отослали машину с Дэнди и лодкой, а сами идут пешком… Хорошо, милый. В восемь. Если можно, не опаздывай… О, вот и Динни с Китом! До свиданья.

В комнату вошёл Кит. Лицо загорелое, глаза голубые, свитер под цвет глаз, тёмно-синие штанишки, зелёные чулки-гольфы, коричневые спортивные башмаки, светлые волосы.

— Тётя Динни пошла прилечь. Она сидела на траве. Она говорит — скоро поправится. Как ты думаешь, у неё будет корь? Я уже болел, мамочка. Если на неё накладут карантин, я всё равно буду к ней заходить. Она испугалась, — мы встретили одного мужчину.

— Какого мужчину?

— Он не подошёл к нам. Такой высокий, шляпу держал в руке, а когда увидел нас, чуть не побежал.

— Откуда ты знаешь, что он заметил вас?

— Ну как же! Он шёл прямо на нас, а потом раз — ив сторону.

— Вы встретили его в парке?

— Да.

— В каком?

— В Грин-парке.

— Худой, смуглый?

— Да. Ты его тоже знаешь?

— Почему «тоже». Кит? Разве тётя Динни его знает?

— По-моему, да. Она сказала: «Ох!» — и положила руку вот сюда. А потом посмотрела ему вслед и села на траву. Я обмахивал её шарфом. Я люблю тётю Динни. У неё есть муж?

— Нет.

Когда Кит ушёл. Флёр обдумала положение. Динни догадается, что малыш все рассказал. Поэтому она решила только послать наверх нюхательную соль и справиться о состоянии девушки.

Та велела передать: «К обеду буду в порядке».

Однако перед обедом пришло второе сообщение: она ещё чувствует слабость, хочет лечь и как следует выспаться.

Таким образом. Флёр и Майкл обедали вдвоём.

— Разумеется, это был Уилфрид.

Майкл кивнул:

— Как я хочу, чтобы он наконец убрался! Вся эта история — сплошная пытка. Помнишь то место у Тургенева, где Литвинов смотрит, как дымок поезда вьётся над полями?

— Нет, а что?

— Все, чем Динни жила, рассеялось, как дым.

— Да, — уронила Флёр, не разжимая губ. — Но огонь скоро отгорит.

— А что останется?

— То же, что и было.

Майкл пристально посмотрел на спутницу жизни. Она подцепила вилкой кусочек рыбы и сосредоточенно рассматривала его. Потом с лёгкой застывшей улыбкой поднесла ко рту и начала жевать так, словно пережёвывала Старые воспоминания. То же, что и было! Да, она такая же прелестная, как была, разве что чуточку полнее, — пышные формы опять входят в моду. Майкл отвёл глаза: ему до сих пор становится не по себе, как только он подумает о том, что произошло четыре года назад и о чём он знал так мало, догадывался так ясно и не говорил ничего. Дым! Неужели всякая человеческая страсть перегорает и синей пеленой стелется над полями, на мгновение заслоняя солнце, всходы и деревья, а затем тает в воздухе, и день по прежнему беспощадно ясен? Неужели всё остаётся, как было? Не совсем! Нет дыма без огня, а где прошёл огонь, там что-то должно измениться. Наверно, и облик Динни, которую он знает с детства, тоже изменится — станет суровее, резче, точенее, утратит свежесть? Майкл объявил:

— К девяти мне нужно обратно в палату, — выступает министр финансов. Почему его полагается слушать, не знаю, но так нужно.

— Почему нужно кого-нибудь слушать — всегда загадка. Видел ты в палате оратора, которому удалось бы кого-нибудь в чем-нибудь убедить?

— Нет, — ответил Майкл с кривой улыбкой. — Но человек живёт надеждой. Мы отсиживаем там целые дни, обсуждаем разные благотворные меры, затем голосуем и добиваемся тех же результатов, какие получили бы после двух первых речей. И так тянется уже столетия!

— Ребячество! — вставила Флёр. — Кит думает, что у Динни будет корь. И ещё он спросил, есть ли у неё муж… Кокер, кофе, пожалуйста. Мистер Монт должен уходить.