Хроники Вторжения

– В каком-то смысле океан. Его огненные волны охватывают всю Солнечную систему и уходят в бесконечные дали. Это божественная шула Солнца.

– О! – удивился Роман. – Среди марсианцев возникли религиозные настроения?

– Не шути, латин. Единственная возможность обуздать марсиан – это чтобы Земля обратилась к Солнцу, как разумное существо к великому и сияющему разуму, а астрал к Солярису.

– Вот оно что. Как это сделать?

– Я слышал голос Соляриса. Даже был контакт, в своей марсийской структуре я вошел в гармонию с его ритмами. И сейчас мне совершенно ясно, как это должно быть. Три живых души должны из астрала, непременно из астрала, воззвать к Солярису. Тогда он будет знать, что это голос планеты, и обратит на нее свой взгляд, и исполнит просьбу. Только эти три души должны суметь его увидеть.

– Как мы увидим, перс?

– Из моего астрала, он, хоть и невелик, но уже имеет огненную природу. Я ведь, на самом деле, всегда оставался верным Агура Мазды. Хоть на какое-то время и позабыл об этом. Мы попросим Солярис уничтожить весь марсий без остатка.

– Да будет так, если ты прав! – воскликнул Роман. И встал с постели.

Викула похолодел. Так вот в какую командировку позвал его перс.

– Мы не вернемся? – тихо-тихо, почти утвердительно спросил он.

– Кто знает? Наши астральные тела, конечно, сгорят в Солярисе. Души останутся, и, может быть, со временем Солярис создаст для них тела из своей светоносной шулы, А может быть... Встанем рядом и возьмемся за руки, братья. Смотрите на мое лицо, в нем вы должны увидеть отсвет огня.

Викуле подумалось – откуда на этом восковом лице, возьмется огонь? Ему вспомнился вдруг отчим, как тот спокойно и мудро принимал удары судьбы. «Маленький человек может быть и великим, если он мудр».

Они взялись за руки. И вдруг Викула увидел отсвет огня, именно отсвет, далекий, словно полыхнуло под прозрачной кожей перса...

* * *

Рита аккуратно выждала десять минут. Так как никто из бокса не выходил, то она подождала еще минут пять и вошла. В палате никого не было.

И вдруг ей послышался тихий и родной голос:

– Мы еще встретимся, королева. Кем бы мы ни стали – мы узнаем друг друга и будем вместе уже навсегда...

По ее щекам побежали слезы. Она пыталась вглядеться, отыскать ту даль, откуда мог донестись этот голос, но увиделось ей что-то огромное, не имеющее края, что-то невероятно трудное и долгое, что нужно пройти-прожить, чтобы «узнать и быть вместе уже навсегда»...

* * *

Через день небесные столпы исчезли, одновременно и везде на всей Земле, так же внезапно, как и возникли. Мор закончился. И оставшиеся еще долго оплакивали ушедших.

В положенный срок у Риты родился младенец – нормальный, крикливый мальчик. Она назвала мальчика Романом. Эдуард позвал Сеню крестным отцом. К слову сказать, Сеня бросил литературное поприще и сделался буддистом. Принялся разъезжать по стране с лекциями, посещал храмы и святые места в разных землях. Впрочем, буддизм не помешал ему согласиться быть крестным, равно как и до чертиков напиться вместе с Эдиком на крестинах. «Буддизм, – простодушно возглашал Сеня после очередной стопки, – учит нас: если испытываешь соблазн, поскорее ему поддайся, дабы не отвлекал больше от созерцания истины!»

Ира, как и предполагал Викула, поплакала и успокоилась. Да и в самом деле – не так уж долго они жили вместе, чтобы она успела раствориться в муже.

Трое «бетовцев», участвовавшие в высадке на Марс, вылечились от странной марсианской болезни и по сей день считают себя спасителями человечества.

Эдуард занялся бизнесом, дела шли вполне успешно. Как он распорядился джипом-антигравом, использовал ли он его как-то или сдал на свалку, осталось неизвестным.

Земная история человечества продолжалась.

Эпилог

«КСЕНОФОБ»

Нелюди, они совсем как люди – и выглядят как люди, и ведут себя как люди, и рассуждают вслух как люди. Да только ничего человеческого в них нет. Они здесь, совсем рядом, ходят мимо нас, разговаривают с нами, но, уединившись от людей, занимаются чем-то нечеловеческим.

Я хочу, чтобы вы об этом знали. Мне надо передать вам свое знание, свою тревогу. А покуда я один на этом темном пути, не озаряемом ни единым лучом надежного факта, не согреваемом ни единым знаком человеческого сочувствия. Страшно подумать, что, когда меня не станет, эти самые нелюди будут ходить-бродить среди вас неузнанными, подсмеиваясь над вашим невежеством. Стоп. Нелюди не подсмеиваются, не смеются, у них нет юмора, потому что они не люди. Юмор – это человеческое.

Вот с какой мысли начались мои исследования: сперва необходимо определить, что такое человек – тогда станет ясным, что такое не-человек, то есть нелюдь. И вот уже прошло более полувека, а что такое человек, я не знаю.