Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг.

Всегда считали преступником Сталина родители О.А. Лаптевой, студентки филологического факультета МГУ, в полной мере понимавшие происходящее. Восторг и ликование были во всем ее окружении: «Неужели это свершилось?»^{742}. Студент того же факультета Ф.Б. Шапиро за полгода до этого получил справку о посмертной реабилитации отца и чуть ли не плакал, слушая чтение доклада на комсомольском собрании^{743}. Его мать Л.М. Шнидман, медработник санэпидемстанции Фрунзенского района Москвы, до этого разделяла распространенную точку зрения, что вождь не знал о массовых репрессиях, а теперь у нее открылись глаза, и к радости, что оказалась права, не отрекшись от мужа (за что ее в 1937 г. исключили из партии), добавился ужас, что, оказывается, были и пытки и что Сталин все знал^{744}

. Уже много знал директор НИИ экономики и информации Минтяжмаша В.Б. Яковлев^{745}. Знала, как пропадали родители ее школьных подруг в 1937 г. и как выселялись в начале 30-х из Москвы родители ее мужа, К.Е. Горбунова, преподавательница Центральной комсомольской школы в Вишняках^{746}. «Мой отец был репрессирован», — сообщал инженер ЦАГИ в Жуковском Е.Н. Дубинин. Репрессирован был в 1937 г. и умер в лагере отец Л.Г. Красули из городка Купино в Новосибирской области. «Пострадала от режима» семья Н.В. Овсянниковой, продавщицы из Фирсановки. Рад был услышать обвинения в адрес Сталина и инженер из Фрязино В.С. Сологуб, также сын репрессированного. Были репрессированы и родственники Г.Н. Щербаковой, студентки Серпуховского педагогического училища. «Девочки из нашей группы, — рассказывала она, — сорвали портрет Сталина, который висел в нашей общежитской комнате, и выкололи ему глаза». «Хрущев прав, Сталин — позор страны!» — говорил инженер машиностроительного завода в Ромнах Л.Ю. Бронштейн. Инженер КБ-1 в Москве Э.А. Шкуричев, считавший себя ярым антисталинистом, естественно, посчитал появление доклада Хрущева «крайне своевременным». По его мнению, новый лидер партии и страны «показал, что умеет признавать ошибки». Рано или поздно это все равно сделать было нужно, по мнению учительницы М.Ф. Журавлевой из села Монасеино в Лотошинском районе. И так все ясно было технику трамвайного депо им. Баумана А.И. Харитонову: «Лично мне он Америку не открыл». Зато много вопросов возникло у учительницы из Косино Г.К. Пятикрестовской. Она и до сих пор считает, что «мы знаем не все». «Это был героический подвиг Хрущева!» — считал шофер автобазы Центросоюза Н.В. Рыков^{747}

. Не удивился студент 2го Московского медицинского института И.К. Никитин: «У нас во дворе на Нагорной улице был безногий инвалид войны Яковлев, окончивший философский факультет МГУ. Так вот он нам про Сталина все рассказал давно»^{748}. Студентка географического факультета МГУ Е.А. Мазаева еще до смерти Сталина слышала соответствующие разъяснения от матери, которая говорила, что «вся эта кровавая история выйдет наружу»^{749}. Спокойно восприняла содержимое доклада московская десятиклассница С.А. Золотухина, ибо слышала от отца, военного политработника, о репрессиях. А свое имя Сталина сократила на три первых буквы^{750}

. Поверил и одобрил безусловно фотокорреспондент журнала «Советский Союз» В.А. Руйкович: «Меня это обрадовало. Почувствовал какое-то облегчение оттого, что наконецто сказали правду»^{751}. А.И. Кузовлев, рабочий Бескудниковского комбината строительных материалов, знал о раскулачивании: «Все крестьяне, пострадавшие от него, плохо к нему относились»^{752}. «Все приветствовали с восторгом», по словам зоотехника совхоза «Лермонтовский» в Пензенской области И.А. Емашова^{753}

.

В числе безоговорочно поверивших и все те, кто слышал текст доклада по зарубежному радио.

Не всему, с определенными оговорками поверили и одобрили 11% опрошенных в 1996, 1997, 1999 гг. и 9% опрошенных в 1998 г.

Слышали и другие, прямо противоположные суждения и поэтому поверили не полностью ленинградская школьница М.Г. Захарьина и житель деревни Красная Поляна в Чаусском районе Могилевской области Н.И. Новиков. Смущали разговоры о том, что «многое очень спорно» и нянечку московского детсада № 19 П.И. Оцупок. Соглашалась, что «много достаточно спорных моментов» в докладе повар столичной столовой № 23 Р.И. Капошина^{754}. У жены летчика-испытателя М.К. Анохиной появилась гадливость к Сталину: «Как же так? Среди пострадавших было много хорошо знакомых и близких. А оказывается, что виноват он!» Но в то же время ей была противна «болтовня по поводу культа личности»^{755}.