Хрустальный ангел

Яцек достал из сумки шампанское, которое купил на бензоколонке по дороге из Варшавы, и вынул из шкафчика два фужера. Когда она заглянула в кухню, он разливал шампанское. Наполнив фужеры, он поднял оба и объявил:

– Теперь садись и слушай. Даже в самых смелых мечтах ты не могла бы себе этого представить!!!

При этом его глаза так радостно блестели, что Сара послушно взяла у него из рук бокал и села.

* * *

– Но ты мне будешь звонить? Не забудешь меня? Боже! Что я теперь буду без тебя делать, Клыска? И вообразить не могу! У меня теперь тут не будет никакой семьи… Зато ты будешь рядом с родителями.

Ирена сидела в кресле, подобрав ноги, и по-настоящему всхлипывала.

После отъезда родителей из Познани прошло уже три года. Они уехали, несмотря на протесты и Сары, и Идены. Они обе считали, что на старости лет нельзя отрываться от корней, что люди, как деревья, не любят, когда их пересаживают. В любом случае решение о переезде в Варшаву было для них потрясением. Фирма отца наконец-то (как же быстро летит время) получила признание на мировых рынках.

– Из Варшавы всюду ближе, а я должен буду выезжать, – объяснял отец, и мама, конечно, как всегда, с ним соглашалась. Без сомнения, последнее слово в доме всегда было за отцом.

А из Варшавы на самом деле никуда не было ближе – разве что до Москвы и Дальнего Востока, до Ирака или Чечни. А вот из Познани было ближе к Берлину, Гамбургу, Лондону и так далее, в чем девочки старались убедить родителей.

Разве не удивительно, что ситуация повторяется, подумала Сара – и через секунду присела рядом с плачущей Иденой, тепло обняла ее, и золотая головка оказалась у нее на коленях, а мохеровый свитерок Сары, доставшийся ей после кузины, все более намокал от слез.

– Ну что ты, Ирка, это всего триста километров, это та же самая страна, ничего не изменится. Ты обязательно приедешь к родителям, это перемена к лучшему… – начала убеждать ее Сара и ощутила комок в горле.

Она не могла убедить даже саму себя. Ведь здесь ее дом, и тут ее знакомые, работа, а там чужой город – и вообще все должно было быть не так!

– Ты к нам будешь приезжать, правда? Матеушек будет без тебя так скучать, – всхлипывала Ирка, а водостойкая тушь для ресниц оставляла живописные пятна на розовом свитере и размазывалась по правой щеке.

Известие о переезде Сары и Яцека в Варшаву, конечно, должно было немало ее потрясти. Сколько Сара помнила себя с детства, Ирка даже при сильном стрессе глубоко вдыхала воздух, поднимала взгляд в потолок, открывала глаза пошире, быстро моргала ресницами, верхние поднимала двумя пальцами и шептала:

– Не сейчас, не сейчас, я накрашена, я накрашена, и сейчас не могу себе это позволить.

И разумеется, слезы мгновенно высыхали, так же легко, как у Сары в детстве проходил плач.

Ирка вытерла верхней частью ладони глаза, и темное пятно расплылось по носу и осталось на руке.

– Как ты забавно выглядишь… – улыбнулась Сара, однако сердце у нее дрогнуло от неожиданно накатившей жалости: что-то безвозвратно кончается. Хотя она знала, впереди ее ждет прекрасное начало чего-то нового.

– А квартира? – шмыгнула носом Ирка.

– Продаю. Это будет на первый взнос, Яцек получил кредит, уже нашел прекрасную четырехкомнатную квартиру на Урсынове. И еще Яцек получил служебную машину…

– Это очень хорошо! – Ирка вновь разразилась плачем. И Сара ее поняла.

Ведь если Яцек получит машину, то, по логике, они должны будут избавиться от своей старой. Сару пронзило трогательное чувство, что Ирка влет ухватила, о чем речь.

Сара любила свой отличный старый тринадцатилетний «Опель», и известие о служебной машине ее скорее не обрадовало, поскольку предполагалось, что они избавляются от «Опеля» в пользу неизвестного нового автомобиля, зато очень хорошего, ей стало неприятно, но сейчас она поняла, что в этом переживании она не одна. Птичка, ну зачем нам теперь две машины? Тебя же всюду будут возить.

– Мне тоже жаль Лампочку, – грустно сказала Сара. «Опель» был ржаво-розового цвета, от которого болели глаза, поэтому они так ласково его когда-то прозвали, и это были последние слова, которые наконец-то вернули равновесие Ирене.

Она отодвинулась от Сары с таким изумлением, что Сара ощутила то же, что много лет назад, когда Ирка пробовала ей объяснить, как вычисляется поверхность призмы.

– Ты что, сошла с ума? – проговорила вдруг Ирка совершенно нормальным тоном. И без зеркальца, послюнявив палец, тщательно стала стирать черную краску под глазами. – Ты что, совсем сошла с ума? Эта рухлядь ни для чего не пригодна уже давно!