Бечевник пустовал. Кадал догнал меня и положил руку на упряжь.
– Он прав. Эта развалина тебя не вывезет. Далеко ехать?
– Неблизко, насколько я помню. Шесть миль от города.
– И все в гору?
– Почти все время я ходил пешком. – Погладив рукой тощую шею кобылы, я добавил: – Лошадь не настолько плоха, как это может показаться. Пара хороших кормежек все поправит.
– Тогда надеюсь, что ты не зря потратил деньги. Что ты там видишь за стеной?
– Это место, где я жил.
Мы проезжали дом деда. Он совсем не изменился. Со спины клячи я мог заглянуть за стену на террасу, где росла айва. Ее яркие пламенные цветки уже раскрывались навстречу утреннему солнцу. А вот и сад, где Камлак дал мне отравленный абрикос. А вот ворота, через которые я выбегал в слезах.
Появился фруктовый сад, наливавшийся яблоневым цветом. Небольшую терраску, где сидела и пряла Моравик, а я играл у ее ног, окружала молодая зеленая трава. Здесь я перебрался ночью через дворцовую стену. Вот кривая яблоня, к которой я привязывал Астера. Стену разрушили, и в проеме виднелась жесткая трава. Этим путем я бежал в ту ночь из своей комнаты, оставив за собой погребальный костер и Сердика. Я остановил кобылу и перегнулся, всматриваясь. Да, в ту ночь я чисто сработал. Пристройки исчезли вместе с моей комнатой и частью внешнего двора. Конюшня стояла на месте. Пожар ее не тронул. Обе части колоннады разрушились и были отстроены заново в современном стиле, не имевшем никакого отношения к прошлому. Крупные неотесанные камни, здание грубых форм, квадратные столбы, несущие деревянную крышу, квадратные глубокие окна. Смотрелось безобразно и неуютно. Единственным достоинством было то, что здание являлось хорошим укрытием от непогоды. С таким же успехом, подумал я, усаживаясь в седло и трогая лошадь, можно жить в пещере.
– Чему ты улыбаешься? – спросил Кадал.
– Каким я стал римлянином. Смешно, но мой дом теперь не здесь. И сказать честно, по-моему, не в Малой Британии.
– Где же тогда?
– Не знаю. Там, где Граф. Это точно. Когда-нибудь им станет это место.
Я кивнул на старые римские казармы за дворцом. Они лежали в развалинах и выглядели опустевшими. К лучшему, подумал я. По крайней мере Амброзиусу не придется за них сражаться. Дайте Утеру двадцать четыре часа, и место это станет как новенькое. А вот и монастырь Святого Петра, его не тронули ни пожар, ни война.
– Знаешь что? – обратился я к Кадалу, когда мы миновали монастырскую стену и направились по тропинке к мельнице. – Если где у меня и есть дом, так это пещера Галапаса.
– Звучит отнюдь не по-римски, – заметил Кадал. – Дай мне хорошую таверну, открытую в любой день, приличную постель и немного баранины на пропитание и можешь оставить себе все пещеры на свете.
Даже верхом на этой жалкой кляче путь показался гораздо короче, чем я помнил. Скоро мы доехали до мельницы и свернули с дороги в долину. Время будто остановилось. Словно только вчера я проезжал по залитой солнечным светом долине, и ветер трепал серую гриву Астера. И не только Астера. Вон под тем же боярышником сидит мальчик-полуумок, пасущий тех же овец, как и в первую мою поездку. Доехав до развилки, я поймал себя на том, что ищу глазами вяхиря. На склоне холма была тишина. Лишь кролики сновали в зарослях молодого папоротника.
То ли кобыла почувствовала конец пути, то ли ей понравилась мягкая трава под ногами и легкость груза, она ускорила шаг. Впереди уже виднелся изгиб холма, за которым находилась пещера.
Я бросил поводья на куст боярышника.
– Вот мы и на месте. Она там, на утесе. – Я соскользнул с седла и бросил поводья Кадалу. – Останься здесь и подожди меня. Можешь подойти через час.
Подумав немного, добавил:
– Не беспокойся, если увидишь наверху подобие дыма. Это вылетают летучие мыши.
Я уже забыл, как Кадал делает знак против нечистой силы. Теперь он сделал его и тем рассмешил меня.
Еще прежде, чем обойти невысокий гребень и выйти на лужайку перед входом в пещеру, я уже почти все знал. Назовите это предвидением. Просто не было признака. Тишина. Но тишина стояла всякий раз, когда я подходил к пещере. Теперешняя тишина отличалась. Только спустя немного я понял, в чем дело. Не журчал источник.
Тропинка закончилась. Я прошел по траве и увидел. Можно было не заходить в пещеру, чтобы узнать, что его там нет и никогда не будет.
На мягкой траве перед входом в пещеру были разбросаны какие-то обломки. Я подошел поближе.
Все произошло не так давно. Здесь жгли костер, затушенный дождем до того, как все сгорело. На кострище высилась груда мокрого хлама: полуобгорелое дерево, лохмотья, пергамент, превратившийся в бесформенную массу, почерневшую по краям. Я перевернул ногой ближний ко мне кусок обугленной древесины. По резьбе догадался, что раньше это был сундук, в котором хранились его книги, а пергамент – это все, что осталось от свитков.
Наверное, в обломках среди хлама валялись и другие его вещи. Я не стал смотреть. Если пропали книги, значит пропало все, и Галапас тоже.