Когда он оказался в холле вокзала то так и не смог найти автоматы с продажей билетов междугородних поездов и был вынужден обратиться к пожилой чешке к кассах, которая видимо являлась единственной альтернативой дигитализации. Получив от нее старомодный, но от того еще более солидный билет, он отправился на платформу.
Ощущая нотки дежавю - слишком часто он оказывался за последние дни в царстве железных дорог, он попытался отвлечься и сунул в уши наушники. Генератор случайного подбора треков услужливо подобрал ему что то из славянского фолка. То что нужно. Дмитрий закрыл глаза и отрешенно откинул голову на пластик стены за спиной.
Подошедший состав определенно отдавал антиквариатом, но оказался чистеньким и вполне комфортный внутри. Его широким и мягким сиденьям могли позавидовать современные вагоны скоростных поездов, где в угоду эргономике пожертвовали лоск и комфорт второй половины двадцатого века.
С удовольствием вытянув ноги, Дмитрий купил у развозившего на тележке закуску стюард-официанта бутылку колы и неспешно глотнул остужающей жидкости. Сахар разгонял мозг и приводил замлевший организм в тонус. Обычно сопутствующие угрызения совести по поводу вреда теперь перестали его волновать.
За окном медленно проплывали поля, сменяющиеся редкими посадками и небольшими, но зажиточными домиками. Восточная Европа западных славян. Крайне самобытное и благополучное место. Правы те аналитики, кто утверждает что география определяет как политику, так и менталитет. Холмы, мягкий климат, урожайная почва и близость богатейших торговых путей существенно облегчили местным жителям создание благополучного государства.
Весенние солнечные лучи проникли в покачивающийся вагон. Молодая компания чехов с горной экипировкой, занявшая места впереди, оживленно о чем то дискутировала. Несмотря на то что визуально они походили скорее на немцев, лишь с небольшой примесью славянских черт, язык без сомнения относился к славянской группе. В первое мгновение можно было подумать, что разговор ведется на русском, так схожа казалась фонетика.
Дмитрий ощутил легкую тоску по родине. Он был еще ребенком, когда его родители решили эмигрировать. Тем не менее он сохранил свою национальную идентичность, хоть и интегрировавшись в немецкую культуру, но отказавшись от полной ассимиляции.
Когда стали появляться сны, ностальгия неожиданно обострилась. В видениях о лесе и смутных ритуалах непрерывно сквозило нечто, что было ему хорошо знакомо, чьей частью он сам являлся.
Сейчас, когда шансы оказаться в стране детства были как никогда высоки, он ощущал еще большее волнение по этому поводу.
Вокзал находился в отдалении от самого городка, но пешеходная дорожка с вразумительными указателями пролегала до самого его центра.
Пружинистым шагом Дмитрий быстро преодолел первую пару сотен метров и оказался в плотной каменной застройке. Узкие мощенные улочки петляли и поднимались к центру, стоящие по обеим сторонам дома и маленькие магазинчики излучали старину и степенное благополучие. Город уже явно проснулся, но люди сновали вокруг с неспешной деловитостью и никуда не спешили. Провинциальный ритм городка им это явно позволял.
Не доходя до центра, Дмитрий свернул в ответвлявшийся от основной улицы закоулок и оказался на заднем дворе впечатляющего сооружения из темного камня. Именно оно в прошлом и было зданием монастырской обители, переданное сейчас городским властям и ставшее госпиталем.
Обходя строение в поисках главного входа, Дмитрий обратил внимание на длинную вереницу ухоженных маленьких надгробий. Большинство из них носили отпечаток уже не одного столетия, а многие надписи были практически стерты. Подойдя к последним, наиболее сохранившимся, Дмитрий облегченно вздохнул. Человека, который ему был нужен, звали Йозеф Новак и он считался последним настоятелем монастыря. Несмотря на то что ему сейчас должно было быть лишь за шестьдесят, существовала вероятность что Дмитрий опоздал со своим визитом. Однако ни на одном из последних надгробий его гравировки с его именем не имелось, что впрочем еще не означало что он жив.
Тем не менее, кое-что здесь все равно бросилось в глаза. На одной из поминальных плит были выгравированы имена четверых довольно молодых монахов, вряд ли умерших своей смертью. Дата смерти указывалась вторым апреля девяноста второго года, что было лишь за несколько месяцев до официального роспуска ордена. В принципе трагедия вполне могла иметь объективные причины, но Дмитрий, стыдливо оглянувшись с надеждой на то что он тем самым не слишком тревожит покой мертвых, все таки сфотографировал имена погибших.
Несмотря на впечатляющие объемы самого здания, приемная госпиталя оказалась совсем небольшой и соответствовала бы скорее скромной библиотеки.
Уткнувшаяся в журнал женщина средних лет окинула его безразличным взглядом и бросила что то приветственное.