Худловары

То, что она похожа на шприц, лучше всего видно, когда катаешься летом на колесе обозрения в Сокольниках. Сначала ты со всех сторон окружен деревьями, и вроде нету вокруг этого бешеного города. Но тут из-за деревьев подымается она. Игла. И медленно, но верно вонзается в твое небо.

Может, для кого-то это было трагедией, не знаю. По мне, так соскочивший с иглы город стал гораздо лучше. Это чувствовалось во всем: в людях, весело болтающих на улицах, в телефонных звонках тех, кого давно не слышал. Просветление испытали даже некоторые телепузики! Михаил Леонтьев прямо заявил — башню давно пора было сжечь, чтобы привести население в чувство. И конечно, вовсю веселился Интернет. На «Ленте» открылся раздел «Без ТВ», где не без ехидства комментировалась авария главной зомбирующей установки страны.

Увы, иглу восстановили. А через пару месяцев, словно бы для проверки реакции на пожар, Березовский заявил, что готов отдать принадлежащий ему пакет акций ОРТ в хорошие руки.

Сразу стало ясно, что соскочить с теленаркотика страна не сможет еще долго. Кто только не потянул к игле свои венозные конечности! Союзы художников и композиторов, артистов и инвалидов, национальных меньшинств и олимпийских чемпионов… Даже попы из РПЦ вдруг забыли, что Березовский лично распял Христа, и через центральные газеты предлагали помочь ему сделать правильную жертву.

Невзирая на такой прессинг, Борис Абрамыч сумел отшутиться достойно. Наверное, ему тоже с детства внушали, что книга — источник знаний…

— Пелевин! — кричит Галя.

— Что, коньки?

— Нет, акции Березовского получил! Мой дебильный одноклассник Витя, ха-ха, подумать только!

В разные части редакции новость приходит с разной скоростью. Кто-то чуть позже открывает письмо, кто-то чуть дольше грузит страницу. Проходит еще две минуты, прежде чем помещение оглашается воплями умирающей за перегородкой Юли Березовской:

— Пелевин?! Ха-ха-а-а-а! Ой, я умираю!!! Пелевин!!! Ха-ха-а-а-а!!! Ой мамочки, я не могу!!!

Коньяк Павловского

«Ладно, ржать над политиками все могут, — скажет мне въедливый читатель. — А нет чтобы полезное сделать! Ежели автор так хорошо разбирается в связи явлений, ежели любая новость для него — всего лишь позавчерашний монитор, отчего бы ему самому не двинуть в политтехнологи? Там бы его рентгеновский взгляд на мир очень пригодился бы!»

На первый взгляд ты прав, въедливый читатель. А на второй… Ну вот смотри. Допустим, ты понимаешь, что следующий московский теракт произойдет в той же части столицы, где и большинство предыдущих. То есть на юго-востоке. Потому что преобладающий ветер в городе — северо-западный. И связь очевидная.

И что ты будешь делать с этим знанием? А ничего. Розу ветров ты не изменишь, верно?

Через несколько лет после работы в «Ленте», когда ко мне надежно прилип ярлык «футуролог», меня стали зазывать на разные пафосные мероприятия, где предлагали высказать прогнозы на тему политики. Я таких выступлений всегда сторонился. И даже не потому, что не люблю политику в целом. Нет, никакой высокой морали, чистая прагматика. Просто, делая прогнозы, ты поневоле сам участвуешь в их сбыче. А из всех политических прогнозов, как правило, сбываются самые дурацкие. Поневоле задумаешься — а прогноз ли это был? Или, может, ты просто помог гнусному прошлому растянуться в светлое будущее?

Мне лично хватило сбычи одного такого предсказания из статьи «Балканская война и русский Голливуд». За нее меня много ругали всякие «настоящие русские» — в основном из Америки, Израиля, Испании и других чисто русских местечек. Но через год теория подтвердилась железной практикой.

26 марта 2000 года состоялась очередная церемония награждения лауреатов «Оскара». И в тот же день — очередные выборы Президента РФ. Два уда, два Голливуда. В этот день они сошлись даже по календарю.

А спустя еще год я убедился в том, сколь незавидна судьба людей, смешивающих технологии с политикой, — то есть политтехнологов. В ночь на День Победы-2001 мы встретились в «Пирогах» с Глебом Олеговичем Павловским. История этой незабываемой встречи лучше всего изложена в сетевом дневнике Кирилла Куталова, где она называется «Два Павловских»: