— Нет, других не было. Я выждал пяток минут, спустился на берег и пошарил шагов на двести в округе. Никого и ничего. Похоже, даже стрельбы никто не услышал — места глухие, дикие…
Я разбирал сказанное с пятого на десятое — говорили оба по-итальянски, но с ейчас меня больше занимало, что мы будем делать дальше. Марк возился в салоне-поплавке, пристраивая раненую Татьяну на раздвижной парусиновой койке. Кровотечение из раны почти прекратилось, но долго это продолжаться не могло. Если в самом скором времени не снять жгут и не сделать операцию — настоящую, в больнице с профессиональным хирургом и анестезией — дело неизбежно закончится очень и очень скверно. А где её взять, больницу, имея на руках самолёт с тонной краденых сокровищ и два неопознанных трупа? — это не считая той бойни, которую мы учинили в замке? По-хорошему, надо заводить двигатели и лететь отсюда, куда глаза глядят — но оставшиеся Татьяне минуты утекают, словно песчинки из колбы песочных часов, а я так до сих пор ничего не придумал…
Места тут глухие, это ты верно заметил. — пробурчал Марио, продолжая манипуляции с пиджаком убитого.– Ага, кажется, что-то есть! Джино, дай нож, я свой сломал…
Риенцо протянул нож — по виду точную копию «Подлинного Эдуара».
— Синьор Алексис, подсветите…
Я направил луч фонарика на его руки. Марио благодарно кивнул и поддел кончиком ножа шов, распорол, засунул в прореху пальцы — и извлёк оттуда кусочек очень тонкого белого шёлка. Я пододвинул фонарь поближе, стараясь рассмотреть находку.
— Фильо ди путана![1] — итальянец скомкал записку. От его былого спокойствия не осталось и следа.
— В чём дело? — немедленно среагировал пилот. — Палец порезал?
— Всё шутишь? — Марио сплюнул в воду и поднялся во весь рост. — Считай, дошутился…
— В чем дело-то? — вид у пилота был раздосадованный. — Объясни уже, хватит говорить загадками!
— Никаких загадок. — Марио сложил нож и протянул его законному владельцу. — Было бы куда проще, Джино, если бы ты и меня положил рядом с ними. Или прямо сейчас горло перережь — массу людей от хлопот избавишь.
— Это ещё почему?
— Эти двое, видишь ли, явились сюда за мной… и за ними. — Марио мотнул подбородком в мою сторону. — И теперь у тех, кто их прислал — а это, дружище, весьма опасные люди, — возникнут ко мне оч-чень неприятные вопросы.
[1] (итал.) буквально — «сын шлюхи»
ХI — 2
— Погодите, синьоры… — я решительно отодвинул пилота в сторону. — Марио, вы действительно считаете, они пришли за нами? Но почему, зачем?
— А мне почём знать? Этот документ — он продемонстрировал мне клочок шёлка с отпечатанными строками и бледно-лиловой печатью — они должны были предъявить мне для опознания, вместо пароля. А вот что за инструкции у них были дальше — это одному Богу известно. Может, помочь переправить вас домой, а может, наоборот, грохнуть и забрать вашу добычу. В любом случае, теперь мне не оправдаться. Не поверят, и правильно сделают — я на их месте сам бы не поверил ни единому слову.
-
— Да кто не поверит-то?
— А то вы не знаете, синьор Алексис… — невесело усмехнулся он.- Сдаётся, у нас с вами один и тот же наниматель.
— Слушай, Джотто… — снова заговорил Риенцо. — Может, тебе не плюнуть на всё это, и не отправиться со мной? А что? Доберёмся до Америки, золота, побрякушек у нас полно, обоим хватит, ещё и внукам нашим останется!
— А этих троих я куда оставлю? Девчонка ещё раненая, того гляди Богу душу отдаст... — он решительно помотал головой. — Нет уж, Джотто Мелацци в чём только не обвиняли за его бурную жизнь — случалось и в предательстве, но только Мадонна свидетельница, он никого никогда не предавал. А раз так — не стоит и начинать.
— Примерно в часе лёту, к западу Боденское озеро. — сказал пилот. — На берегу озера город Фридрихсхафен, там и больница отыщется. Сядем где-нибудь, высадим твоих друзей — может, успеют доставить синьорину к врачу, пока она не окочурилась?
— Хм-м-м… — я мысленно поскрёб затылок. — Мысль, конечно, толковая, но как мы объясним наше появление добропорядочным горожанам? Во Франции, Испании — я ещё могу понять, но здесь, в Германии, сплошной орднунг. Да нас первый же шуцман[1]…
— Германский порядок — это всё в прошлом, синьор Алексис.
Марио усмехнулся, и пилот закивал в знак того, что полностью согласен с земляком.
— С тех пор, как этой осенью помер старик Штрезерман, у них тут сплошной бардак, хуже, чем у нас, в Италии в двадцаом, перед тем как дуче пришёл к власти. Обвал экономики, репарации, безработица, что ни день — митинги и демонстрации, а то и чего похлеще. А тут ещё к власти рвутся правые из «Стального Шлема» и Гитлер со своими национал-социалистами. Не-ет, синьор Алексис, немцам сейчас не до вас… и не до нас, надеюсь, тоже. Кстати, как у вас с наличными?
Я прикинул остаток нашей кассы, хранившейся у Марка.
— Осталось немного, но всё больше фунты и итальянские лиры. Немецкой валюты нет вовсе.