ХВ. Дело № 2 (СИ)

Я оказался в незнакомой, очень тесной комнате. По стенам громоздились полки, уставленные старинными фолиантами, а в центре, над перевёрнутым табуретом висело в петле, прицепленной к торчащему в потолке железному крюку, тело человека в тёмном балахоне. Пальцы трупа все в чернильных пятнах, скрючены, подобно птичьим — и такие же узловатые, высохшие. Под стать им лицо, уже успевшее почернеть — измождённое, в морщинах, с пучками седых волос на висках, выбивающихся из-под чёрной ермолки.

«Дядя Яша» — именно его глазами я рассматривал эту малоприятную картину — прижался к книжным полкам, стараясь обойти труп так, чтобы ненароком к нему не прикоснуться. Не вышло — плечом он зацепил ногу удавленника, и тот закачался в петле. Блюмкин отпрянул, ударился спиной в книжные полки, с которых с оглушительным грохотом посыпались на пол толстенные тома. Пыль поднялась столбом, ясно видная в лучах солнца, падающего через узкое зарешеченное окошко, но запаха я не ощутил — как обычно, флэшбэк передавал только зрительное восприятие…

Следующая картинка — руки, листающие страницы старинной, написанной на пергаменте книги. Жутковатые рисунки, надписи на незнакомом языке, незнакомые зловещие символы — на фотокопии явно одна из страниц именно этого тома. Часть страниц опалена, причём следы совсем свежие — но огонь почему-то не взял потемневший, ставший от времени ломким, пергамент.

«Дядя Яша» закрыл книгу и вернул её на конторку. В руках у него возник листок — на этот раз обыкновенной почтовой бумаги. На листке — надпись по-немецки, сделанная торопливой, дрожащей рукой. Надо думать, предсмертная записка того бедняги — как бишь его, Эрлих? — что раскачивается сейчас в петле посреди комнаты. Или нет?..

"Умоляю того, кто прочтёт моё послание: немедленно, не откладывая, любым способом уничтожьте эту книгу! Воистину, она источает зло, и если выпустить её в мир — это обернётся ужасающими несчастьями для всех людей, сколько их есть на Земле. Моих скромных сил не хватило, чтобы справиться с ним, я чувствую, как сознание искажается, угасает — и спешу дописать эти строки, пока не превратился в лишённое разума жалкое создание. И, напоследок снова заклинаю вас: сожгите, залейте кислотой, порвите в клочья, как угодно, любым способом — только уничтожьте её!"

Больше в записке ничего не было. Я — то есть, «дядя Яша», конечно, я мог только смотреть и воспринимать увиденное — перевернул лист, чтобы посмотреть, нет ли на обратной стороне продолжения текста — и в этот самый момент флэшбэк прервался. Я снова стоял посреди зала с кинжалом-джамбией в руке, и смотрел, как мои спутники простукивают стену, сложенную их чёрных каменных плит.

…Чёрные камни? Что-то ворохнулось в моём, ещё не прояснившемся после флэшбэка, сознании.

…ты окажешься во дворце чужом, каменном, что в горах стоит… — говорила нараспев старая цыганка, взмахивая высохшими коричневыми руками, до локтей открытых широкими рукавами платья. При этомбраслеты из крупных разноцветных бусин на её запястьях издавали сухой кастаньетный стук. - Живут в том дворце люди без души, в белых плащах с изломанными крестами. Ты тех людей берегись, дочка, потому как они уже и не люди вовсе — а пуще всего берегись чёрной стены!..

… так вот же, она самая и есть — чёрная стена, прямо перед ней!..

Я опоздал всего на долю секунды. Набрал воздуха, чтобы заорать, что есть мочи «Стой! Назад! Замри!» — но тут пальцы моей спутницы нащупали, наконец, нужный камень. Плита — та самая, широкая, со скрипом выдвинулась и ушла в сторону. В открывшемся чёрном провале что-то металлически звякнуло, и в плечо ей ударила короткая стрела.

В открывшуюся за плитой нишу я даже не взглянул — кинулся к Татьяне — каким-то чудом успел, не дал удариться затылком о камни пола. Из плеча, чуть правее сустава, торчал черенок — с коротким металлическим оперением; из разреза, оставленного наконечником, обильно сочилась ярко-алая кровь. Плохо дело, подумал я, похоже, задета подключичная артерия…

— Марк! Ремень какой-нибудь, что угодно! Надо наложить жгут, пока она тут не истекла кровью!

Короткий, мучительный стон — оказывается, сознания она не потеряла.

— Тань, ты как?

Больно… она облизнула губы. Пить дайте…