Хвала и слава. Том 2

Она вела его боковыми улицами по мокрым мостовым и тротуарам, на которых лежали большие, похожие на ладони, желтые с зелеными прожилками листья кленов. Анджей чувствовал себя неловко и молчал. Молчала и Кристина. Наконец они оказались почти за городом. На краю обширной площади под порыжелыми каштанами стояла небольшая желтая бричка, запряженная парой рослых лошадей. Кучер поклонился, но не произнес ни слова, Анджею он показался на диво молодым и лихим.

Они уселись в бричку и поехали.

Когда проехали уже порядочный отрезок дороги, Анджей спросил:

— Это далеко?

— Километров десять.

— В сторону Казимежа?

— Вовсе нет, в противоположном направлении.

За всю дорогу кучер только раз оглянулся на Анджея, окинув его пристальным взглядом. Это не очень понравилось Анджею.

Спустя час, а может, и больше, миновав большую деревню, въехали в боковые ворота парка. Ворота открыл им какой-то оборванный страж.

Парк был необычайно красив. Анджей не успел оглядеться, как бричка остановилась перед большим домом под высокой серой крышей. Дом был очень старый или, может, только казался таким в сумеречном осеннем свете.

На крыльце стоял Антек. Анджей с трудом узнал брата. Они не виделись более двух лет, и эти годы, разумеется, отразились на его внешности. Анджей не сразу рассмотрел изменившееся лицо брата, но достаточно было мимолетного взгляда, чтобы заметить эти опущенные углы губ, которые придавали еще более презрительное выражение этому лицу, красивому, но холодному. Анджей вдруг почувствовал всю отчужденность брата, его замкнутость. Он стоял перед ним, как перед дверью, запертой на ключ.

Прежде Анджей не отдавал себе отчета в том, что, кроме привычки, ничто не связывает их. Матери он говорил, что любит Антония. И действительно любил, но того Антония, которого три года назад провожали на вокзал.

— Знаешь, кто здесь сейчас? — спросил Антек без всякого предисловия. — Марыся.

Анджей окинул брата удивленным взглядом.

— А Кристина? — спросил он.

Антек провел его через сени, потом наверх, в свою комнату. Налив Анджею воды в таз, он с любопытством смотрел, как тот мыл руки.

— Лапы у тебя все те же, девичьи, — сказал Антек.

Анджей засмеялся и, вынув руки из воды, поднял кверху, как врач, который сушит их перед операцией.

— Вовсе не девичьи. Покажи мне девушку с такими лапищами.

— Ладно. Но больно они тонки.

— Скорее костлявы, как у скелета, — сказал Анджей и снова окунул руки в воду.

— Хорошо, что ты приехал сегодня, — сказал Антек, — повеселимся. На именинах хозяйки дома.

— Именины? Как же ее зовут?

— Именины или день рождения, черт ее знает. Наверно, Филомена. Сегодня по календарю Филомена.

— Ну и что же это будет за веселье?

— Съедутся соседи. Познакомишься с несколькими любопытными типами.

Антек произнес это как-то многозначительно. Анджей снова внимательно взглянул на брата. В опущенных уголках его губ застыла, однако, усмешка.

— А что за типы?

— Да так. Всякие. Сам увидишь.

— Все это некстати, — сказал Анджей. — Я хотел поговорить с тобой серьезно.

— Завтра потолкуем.

— Утром я хотел бы уехать.

— Завтра нет «корабля».

— Поеду поездом.

— А о чем же ты намерен со мной говорить?

— Мама велела мне обстоятельно поговорить с тобой. Она кочет, чтобы ты вернулся в Варшаву.

— Ну, знаешь! — вспыхнул Антек. — Что мне делать в Варшаве? Здесь я сижу тихо, как мышь, никто обо мне и не знает. А в Варшаве?

— Может, нашлось бы и для тебя какое-нибудь дело.

— А ты думаешь, здесь не найдется? Еще увидишь. Ты голоден?

— Признаюсь, поел бы того-сего, как говорит пан Козловский.

— А что с Ромеком?

— Он в Варшаве.

— Работает?

— Вместе со мной. В Варшаве.

— Представляю, какая это работа!

— Ну, в мастерской работы немного. Однако быть там надо, Должно же из этой мастерской что-то выходить. Роман целый день там торчит.

— Ну, пошли в столовую. Посмотрим, что там есть. «То да се».

Они сошли вниз, в огромную столовую, которая занимала половину первого этажа. За гигантским столом сидели Кристина и Марыся Татарская. Анджей почувствовал робость. Антек плел им какую-то чепуху, видно было, что он с ними на короткой ноге. Собственно говоря, Анджей не мог понять, что эти особы тут делают, откуда они взялись, и не знал, как объяснить беспечное, легкомысленное настроение, которое здесь царило.

Вошел долговязый юнец в лакированных сапогах. Представился:

— Скшетуский^{71}.

«Ты такой же Скшетуский, как я Заглоба», — подумал Анджей, глядя на нового знакомого. Но тот принялся шутить с женщинами. Подали великолепную малиновую наливку, с нее и началось. Больше всего удивило Анджея, что и наливку и закуски подавала Анеля. Она даже не взглянула на него, и Анджей сделал вид, что это в порядке вещей. Но тут же перестал удивляться. Он был очень голоден, на пароходе ничего не ел, и водка сразу ударила ему в голову. Разумеется, он вполне отдавал себе в этом отчет и старался помалкивать, чтобы не сболтнуть что-нибудь лишнее.

Не успел он оглянуться, как столовая наполнилась людьми. Всякий раз, когда кто-нибудь входил, Анджей вставал, и Антек говорил неизменное: «Мой брат». Анджей кланялся либо подавал руку и садился на свое место.