Хвала и слава. Том 2

— Нет. Но не нравится мне это путешествие Януша.

Опять помолчали.

— Послушай, — будто через силу произнесла наконец экономка. — Не могла бы ты перебраться со всеми этими делами в какое-нибудь другое место? Разве тебе непременно надо быть в Коморове?

Геленка улыбнулась, глядя в огонь. В розоватом отблеске пламени ее суровое лицо казалось просветленным, а улыбка смягчала словно изваянные из дерева черты. Красота ее внушала Ядвиге что-то похожее на страх.

Геленка не отвечала.

— Ну чего молчишь? — поторопила ее Ядвига.

— Боитесь? — спросила наконец девушка. — Струсили?

— Сама прекрасно знаешь, что нет. Меня это решительно… Дело-то не в политике.

— А в чем? — равнодушно спросила Геленка, бросая в огонь очередную бумажку.

— Сама прекрасно знаешь, — мрачно произнесла Ядвига.

Геленка едва удостоила ее взглядом. В глазах девушки мелькнул недобрый огонек.

— Ну, — сказала она, — не ожидала я чего-либо подобного.

— Януш еще не стар… и вдовец.

— Вы думаете, я хочу выйти за Януша? Вот было бы великолепно! Да ведь он старше моей мамы! Придет же такое в голову…

— Януш еще очень может нравиться, — с убеждением прошептала Ядвига.

— Может нравиться? Потому, что нравится вам! — В голосе Геленки прозвучало еле сдерживаемое возмущение. — Надо же додуматься!

Ядвига с минуту сидела молча.

— Конечно, он мне нравится, — произнесла она наконец, — всю жизнь нравился.

А потом продолжала мечтательно, задумчиво, забыв о присутствии Геленки:

— Еще как увидела его впервые в Париже, так понравился, что просто разревелась… Сама не знаю, почему ревела. Говорила себе, что будет трудно, но все оказалось просто. Просто, как задача по арифметике. Вот попасть сюда, в Коморов, было куда труднее. И тяжелее. А теперь не отдам, понимаешь, детка, не отдам…

Геленка еще раз с молчаливым презрением взглянула на Ядвигу.

— Мне жаль вас, — вздохнула она и поднялась с колен, отряхивая выпачканное пеплом платье. — Ну, вот и все, остальное буду держать при себе.

Геленка села на тахту, довольно далеко от Ядвиги. По выражению лица видно было, что она только дожидается ухода экономки. Глаза ее казались словно бы еще более раскосыми. Она вертела в руках книгу, точно собираясь снова приняться за чтение.

Вдруг Ядвига, руководимая внезапным решением, пересела со своего кресла на тахту, совсем рядом с девушкой. Геленка инстинктивно отодвинулась. На лице ее, хоть она и старалась скрыть это, отразилось раздражение и, может быть, даже неприязнь.

— Золотенькая моя, — торопливо залепетала Ядвига (она говорила с трудом, точно любезные выражения и длинные фразы были чем-то совершенно чуждым), — сладенькая моя панна Геленка, не отнимайте его у меня. Поверьте, и для него лучше, что я при нем. Ведь у него нет на свете ни одной близкой души. Ни единой. Он только так говорит, что никто ему не нужен, — нет такого человека на свете, который бы ни в ком не нуждался… Нуждается, нуждается и очень даже нуждается… А что вы ему дадите? В мужья он не годится. Зосю он, собственно говоря, замучил. Какая это была несчастная женщина!.. Замучил, в самом деле. И с вами будет то же.

Геленка с недовольной гримасой прикоснулась к руке Ядвиги.

— Дорогая моя, — сказала она, — к чему эти слова? У меня нет ни малейшей охоты соблазнять Януша. Я ничего не хочу от него. Успокойтесь.

Ядвига довольно резко оттолкнула руку Геленки и, снова переходя на «ты», произнесла:

— Я знаю, уж я знаю, — повторила она, — у тебя был еврей.

Геленка вздрогнула и плотнее запахнула шаль, в которую все время куталась: в комнатах было холодно, экономили уголь. Ядвига брала над ней верх грубой силой. Как всегда.

— Ты, детка, — сказала она, вставая и совершенно забыв о своем недавнем тоне, — перестань ежиться и прикидываться невинной овечкой. Твоего Бронека никто не воскресит, а графиней Мышинской при случае можно заделаться. Для панны Голомбек это отличная партия. Папаша торты и пирожные выпекал… Я сама ведь у папаши работала. Это пригодится, даже когда большевики придут. Кондитерская графиня.

Геленка выпрямилась и отбросила шаль. Походило, будто бы она готовится к защите и хочет иметь руки свободными. Гневно фыркнула.

— Перестаньте, — досадливо и с усилием сказала она. — Прошу вас выйти из комнаты. Мне вовсе не хочется слушать вашу нелепую болтовню. Вам понятно?

Ядвига стала посреди комнаты, вытянувшись в струнку. Она казалась огромной. Глаза ее сверкали.

— Ты змея! — воскликнула она. — Соплячка! И если ты сейчас же не уберешься…

— Что тогда?

— Если не уберешься ко всем чертям, то я уж знаю, что сделаю.

— Что же вы сделаете?

— Заметила я, как Януш в твою сторону поглядывает. Но ничего у тебя не выйдет, девка!

И тут, наклонившись к сидевшей на тахте Геленке, она воздела над ней обе руки. Сдавленным голосом прошептала:

— Если ты отсюда не уберешься, я натравлю на тебя гестапо. Донесу жандармам. Уж я сумею. Вон с моего двора…

— С моего? — презрительно фыркнула Геленка.

— С моего… Своим каторжным трудом я все это добыла, своим потом, чтоб тебя разорвало…

— Вы спятили! — крикнула Геленка. — Разума лишились? Чего вам от меня надо?