Хвала и слава. Том 2

Януш не очень-то прислушивался к его довольно пространному рассказу. Зато весьма внимательно разглядывал говорившего. Был он худощав, но крепкого сложения, лицо вытянутое, с неправильными чертами, а глаза огромные и густой голубизны. Теперь они блестели от необычайного возбуждения, и блеск их делался все ярче по мере того, как Коля продолжал свой рассказ и опустошал стакан.

Не было в нем ничего необычного и вместе с тем что-то экзотическое, свежее. Взгляд его был чист и тверд. Он ничем не напоминал загнанного зверя. Никто бы не мог даже предположить, что он — «беглый».

«Вот оно то новое, что грядет, — подумал Януш, — вот он, победитель».

— Вы были под Сталинградом? — спросил он, прерывая рассказ офицера.

— Нет, — ответил несколько удивленно Коля.

Он замолчал. Ему стало ясно, что его история безразлична Янушу.

— Собственно, вот в чем суть, — вступила в разговор Сабина. — Не знает он, как быть дальше.

— А что ему делать? Пусть сидит!

— Говорит, что не может.

Януш пожал плечами. Он всего этого не понимал. Зачем ему показывают Колю?

Сабина присела на табурет у стола.

— Вндите ли, — сказала она по-польски, — он попросту хочет спросить вас, стоит ли ему присоединяться к тем партизанам, у которых вы были.

Януш широко открыл глаза.

— Он хочет идти к партизанам?

Сабина потеряла терпение:

— Ведь это же понятно. Он хочет связаться с какой-то организацией.

Януш развел руками.

— А что же я могу ему сказать? Пусть идет…

Сабина испытующе посмотрела на Януша.

— Вы так считаете?

— Конечно. Они должны принять его как брата.

Коля перевел взгляд с Сабины на Януша. Он, разумеется, понимал, о чем они говорят.

Януш вдруг почувствовал, что не может решать за другого. Он сказал об этом Сабине. Но его слова вызвали у нее явное раздражение.

— Я его не пущу, — сказала она.

— Что вы выдумываете? — возразил Януш. — Конечно, пусть идет.

Эти слова Коля понял превосходно. Он вскочил со стула и внезапно бросился Янушу на шею. Обнял его крепко и по-детски.

— Мне ведь только это и нужно, — сказал Коля, выпустив наконец Януша из объятий.

Ill

Ядвига и Геленка молча вернулись в дом после того как увидели Януша, покидающего Коморов в каком-то странном расположении духа.

Они еще постояли немного в проломе стены, глядя, как он обходит стороной усадьбу, пересекает шоссе и направляется к лесу. И та и другая догадывались, что это значит, тем более что видели проходящих баб, но не делали никаких замечаний на эту тему.

Ядвига занялась своими хозяйственными делами. Геленка сидела в нижней комнате и читала «Лорда Джима»^{94}. Так прошло время до обеда. За окнами стояли пожелтевшие деревья и виднелось сапфировое небо. Но Геленку тревожило это спокойствие, царившее в природе. Строки романа прыгали у нее перед глазами, и порой она ловила себя на том, что не понимает прочитанного.

Обедать сели около часа. Геленку не могло не удивить, что Ядвига была с ней подчеркнуто любезна, уговаривала есть, пододвигала кушанья. Но у нее сегодня почему-то не было аппетита. Великолепные овощи, выращенные паном Фибихом и проготовленные Ядвигой на французский лад, убрали со стола почти нетронутыми. Ядвига тоже едва прикасалась к еде. Они ни словом не обмолвились о Януше и его странной прогулке, хотя видно было, что обе только об этом и думали.

После обеда Геленка пошла к себе наверх.

Легла на диван, все еще держа книгу в руке, но не читала. Тут ветви высоких яблонь поднимались до самого окна. От желтых листьев в комнате было как бы светлее, солнечней. Но Геленка лежала встревоженная и хмурая. Ей не нравился этот поход Януша не потому, что за него боялась, сердце у нее было закаленное, но она опасалась, как бы их из-за этого не «засекли». Малейшая оплошность Януша могла навести врага на след многих людей и прежде всего приманить гестаповцев сюда, именно в эту комнатку, где она сидела. А это не могло кончиться добром ни для нее, ни для ее товарищей.

Бесстрастное лицо ее окаменело от напряженного раздумья. После смерти Бронека она ничего не принимала близко к сердцу. Скорее руководствовалась холодным расчетом. Но расчеты эти в данную минуту не давали утешительных результатов.

«Ну, ничего не попишешь», — сказала она себе.

Открыла печную дверцу и на всякий случай принялась жечь кое-что из своих бумаг. За этим занятием и застала ее Ядвига.

Ядвига никогда не поднималась сюда, и Геленка даже не считалась с возможностью такого визита. Дверь оставила незапертой.

— Жжешь бумаги? — с тревогой в голосе спросила экономка.

— Как видите, — неприязненно ответила Геленка, — жгу…

— Еще какую-нибудь беду накличешь, — сказала Ядвига.

Потом без приглашения опустилась в кресло. Геленка, присевшая на корточки у печной дверцы, смерила гостью недружелюбным взглядом. По ее позе девушка догадалась, что визит затянется. С минуту она помолчала.

— Именно потому и жгу, — проговорила Геленка, презрительно оттопыривая губы, — чтобы вас не подвести.

Ядвига молча наблюдала за ней.

— Некоторые бумаги откладываешь, — сказала она, — все не сжигаешь.

— Некоторые жечь нельзя, — буркнула Геленка, — буду держать их при себе.

— Ждешь обыска?