Хвала и слава. Том 2

— Умер, — сказал он громче, не открывая глаз, — никак не могу я себе этого представить.

Панна Текла кивнула головой.

— И Януша убили.

Станислав еще шире открыл глаза. Внимательно посмотрел на Бесядовскую.

— Да, — сказал он и вдруг добавил: — Лилек тоже пошел… Он Янеку верный друг был.

— Хоть и коммунист, — вздохнула старая дева.

Станислав махнул рукой. Неясно, что это означало, — то ли он отмахивался от назойливых слов и еще более назойливых мыслей панны Теклы, то ли давал ей знак уйти.

Панна Текла именно так поняла этот жест и поднялась.

— Ладно, — прошептала она, — я уж пойду. А вы подумайте…

Она не окончила фразы. Но оба они и так знали, о чем надо подумать больному Станиславу.

Старый лакей протянул руку своей извечной неприятельнице, и они молча простились. От двери панна Текла еще раз оглянулась. Станислав лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Одеяло поднималось у него на груди.

«Недолго уже», — подумала старая экономка и тихо затворила за собой дверь.

Она постояла еще немного в коридоре. Перед глазами ее пробегала бесконечная череда чистых тарелок и свежих салфеток, сверкающего серебра, — всех обедов и ужинов, которые она выдавала Станиславу. Припомнились ей куличи и пироги в сочельник, закуски и пирожные, игры, крестины, свадьбы… свадьба Марыси Мышинской и князя Билинского, и все ее препирательства со Станиславом, и пугливые ее одинокие взгляды из окна столовой на цветущие каштаны, на пахучие липы, на пожелтевшие листья. Взгляды на снега и цветы пустой и добропорядочной жизни.

Философом панна Текла не была. Она или любила, или ненавидела. А тут вдруг вздохнула и прикрыла глаза.

— Ничего для себя… — прошептала она. — Ничего у нас не было для себя.

И еле заметным, привычным жестом перекрестила дверь, за которой оставила Станислава.

Когда она вышла на улицу, ее снова поразило необыкновенное оживление. По тротуару на противоположной стороне шла небольшая группка парней. Ей бросилось в глаза, что они как бы связаны в одно целое. Они шли беспорядочной толпой, но в том, как они держались, угадывалось что-то, всех их объединяющее. Панна Текла остановилась и посмотрела им вслед. Они направлялись к Маршалковской. К ним присоединились еще трое мужчин, которые вышли из ворот. Один из них резким и величественным движением, взмахнув древком, как косой, развернул бело-красное знамя. Панна Текла от удивления разинула рот.

Вдруг с Маршалковской долетели звуки выстрелов. Какой-то пожилой человек бежал оттуда.

— Бегите! — закричал он Текле, проносясь мимо нее, — пани, удирайте отсюда!..

— Что случилось?! — крикнула пораженная Текла.

— Восстание! — только и успел прокричать он в ответ, и в его голосе послышались и удивление и страх. Он убежал в сторону Политехнического института.

Панна Текла, не раздумывая, быстро пошла за ним, хоть это было ей вовсе не по пути — она собиралась вернуться на Брацкую.

Около Политехнического было спокойно. На улице никого, все забились в подворотни. Панна Текла перешла на другую сторону и побежала к памятнику Саперу.

В голове у нее была совершеннейшая пустота, и она не знала, зачем идет туда. Из окон больницы закричали; «Пани, пани, подождите!» Но она продолжала бежать.

— Восстание, восстание, — бессмысленно повторяла она.

А где-то под этой ее бездумностью бушевали бурные чувства. Воспоминания и страхи. Но прежде всего мысли о «детях».

«Где Анджей! Он не пришел к обеду. Где Анджей? Сражается? Но где?»

Потом мелькнула нелепая мысль о Геленке.

«Геленка, Геленка…» — все повторяла она, но мысль оборвалась. Страх и беспокойство сливались во что-то одно. И надо было мчаться вперед.

На углу Аллеи Независимости ее схватила за руку какая-то женщина.

— Куда вы бежите? Там немцы из казарм стреляют.

— Из каких казарм? — приостановилась Текла.

— Не знаю. Стреляют. Спрячемся!

Женщина в белом полотняном костюме была вне себя. Она все повторяла: «Спрячемся!», но продолжала стоять на совершенно открытом месте и удерживала панну Теклу. Неожиданно, потянув за собой Теклу, она пересекла опустевшую мостовую и прижалась к цоколю памятника Саперу. Казалось, она хочет втиснуться в камень.

Панна Текла бежала за женщиной, понимая, что это безумие.

— Что вы делаете? Что вы делаете? — кричала она.

От Вавельской по тротуару, прижимаясь к домам, быстро приближался какой-то отряд. Раздался залп, пули оставили круглые дымящиеся следы на асфальте. Обе женщины пронзительно закричали.

— В меня попали! — крикнула, приходя в себя, женщина в полотняном костюме. Она сползла по цоколю памятника на тротуар. Панна Текла наклонилась над ней. Она увидела, как на белом полотне расплывается красное пятно. Оно быстро увеличивалось. Панна Текла ниже склонилась над незнакомкой, та все больше бледнела и все крепче сжимала веки — от боли.

Послышались одиночные винтовочные выстрелы — из глубины улицы стреляли немцы. Отряд задержался в Аллее, что-то у них там происходило. Менялись гранатами, что ли?

Панна Текла выпрямилась и кивнула им.

— Ребята, — крикнула она, — тут раненая лежит!