Хвала и слава. Том 2

И Антек почувствовал, как она, обхватив его голову, ищет губами губы.

IX

Спыхала прикоснулся к плечу пани Эвелины.

— Простите.

Ройская подняла голову, но не повернула к нему лица.

— Простите, но сейчас этого нельзя себе позволять, — сказал вдруг Спыхала серьезным и проникновенным тоном. — Именно сейчас. Сейчас надо держаться как можно крепче.

— Я знаю, — сказала пани Эвелина, не вставая с колен.

И при этом подумала: «Какой необычный голос у Казимежа. Совсем иной, чем минуту назад. Вот сейчас, кажется, он говорит совершенно искренне».

— Тетя, тетя! — послышался сзади них мужской голос.

Оба быстро встали. В дверях часовенки стоял высокий стройный юноша.

— Что вы тут делаете, у дяди Юзека?

— Анджей! — воскликнула Ройская. — Откуда ты взялся?

Они вышли в сад. От ясного, почти летнего дня сразу же пришли в себя. Анджей Голомбек поцеловал Ройской руки. Спыхалу поразила необыкновенная красота юноши. Одет он был в какое-то подобие военного костюма, из-под куртки выглядывал воротничок шелковой рубашки, охватывающий загорелую шею. Густые темные волосы падали на лоб, и он то и дело откидывал их нервным движением руки. На запыленном лице виднелись складки от усталости, сапоги были в пыли.

— Анджей, откуда ты взялся?

— Пришел из Варшавы, — хрипло ответил юноша. — Пешком. То есть не всю дорогу, конечно, иногда подвозили — от одного городка до другого.

— Идем, ты же наверняка голодный, — сказала Ройская, не тратя времени на подробные расспросы. — Пошли в дом.

И они направились к дому. Ройская впереди, энергичным, быстрым шагом, за нею Анджей и уж потом Спыхала. Идя сзади, Спыхала видел, что Анджей еле держится на ногах. Он заметил, что каблуки «спортивных», элегантных, но, видимо, очень непрочных сапог Анджея сбиты, и остатки набоек держатся на честном слове.

Молча взошли они на крыльцо.

— Ступай в столовую, — сказала Ройская, — сейчас я велю дать тебе чего-нибудь. Может быть, холодного молока?

— У него и без того горло простужено, — заметил Спыхала, — лучше бы чего-нибудь горячего.

Анджей молча повалился на стул возле круглого стола. Ройская на минуту вышла, но тут же вернулась и села рядом с Анджеем, молча, не сводя с него глаз.

— А где ваши? — спросила она наконец.

— Не знаю, — с усилием прошептал Анджей. — Уже четвертый день, как я иду… — Тут губы его страдальчески искривились, как у маленького ребенка, и он судорожно глотнул воздух.

Спыхала сел у стены и глядел на измученное лицо юноши. Служанка принесла горячее молоко и хлеб. Анджей отпил глоток и отломил кусок хлеба. И вдруг не выдержал, упал на стол и, уткнувшись лицом в сгиб руки, горько заплакал. Это был уже не детский плач.

Ройская не шелохнулась, только погладила его по голове, бросив при этом взгляд на Спыхалу. Тот отвел глаза. Через минуту Анджей, не отрывая лица от локтя, достал другой рукой из кармана грязный платок и прижал его ко рту и к глазам. Понемногу он успокоился.

— Ешь, ешь, — сказала Ройская, снимая руку с его головы.

Служанка принесла большое блюдо спелых помидоров. Анджей выпрямился — лицо его было все в потеках от слез и пыли — и жадно взглянул на помидоры.

— Ешь, ешь, — повторила Ройская. Чувствовалось, что у нее горло перехватило от волнения.

Анджей взял помидор и надкусил его, как яблоко; сок тек у него по губам, и он вытирал его тем же самым платком. Съев помидор, он жалобно посмотрел на Ройскую.

— Это ужасно, тетя, меня никуда не хотели принять.

— А чего тебе надо было? — спросила Ройская.

— Я хотел в армию. А меня гоняли от Понтия к Пилату. И я таскался, как дурак. Что это значит, тетя?

— Наша армия разбита…

— Как это разбита? Не может быть… — сказал Анджей, и губы его снова задрожали.

— Немцы нас разбили, — сказала пани Эвелина и посмотрела на Спыхалу, точно призывая его в свидетели и желая, чтобы он объяснил мальчику положение. — В усадьбе говорят, — продолжала она, так как Спыхала молчал, — в усадьбе говорят — а они там хорошо знают, — что сегодня ночью немцы займут соседний городок. Ромек считает, что завтра утром они будут здесь…

— В голове не укладывается, — сказал Анджей и потянулся за другим помидором.

Спыхала молчал, не сводя глаз с мальчика. Он следил за каждым его жестом, за каждым словом, запечатлевал его в своей памяти — так всматриваются обычно в фотографию, чтобы запомнить навсегда. С первой минуты, как только Анджей появился возле часовни Юзека и как только он, Спыхала, понял, кто этот молодой человек, ему не давала покоя одна мысль: «Это сын Оли, и он мог бы быть моим сыном».