Хватайка

– Ребята, он работает, только если свет выключен, – сказал Оскар, и в его сердце затеплилась слабая надежда, что всё-таки не всё ещё потеряно.

– О-о, – протянули в унисон Радж и Айзек, словно это действительно всё объясняло. В самом деле, как они умудрились забыть такую важную деталь?

Ребята приступили к делу: задёрнули шторы, выключили свет, обеспечили кролику максимально возможную темноту. Но через шторы всё равно пробивалось достаточно света, чтобы можно было разглядеть разочарование на их лицах. Плюштрап-Охотник ни за кем не охотился.

– Сейчас просто ещё недостаточно темно, – сказал Айзек.

– Может быть, ему подзарядиться надо, или ещё что-то такое, – предположил Радж.

Но когда ни Айзек, ни Радж не согласились забрать Плюштрапа домой на ночь, последние надежды Оскара испарились, и сама его душа словно высохла и покрылась трещинами. Он посмел думать, что с ним может случиться что-то хорошее. Он даже сделал то, что, как поклялся перед собой, мамой и всеми, чьё мнение было для него важно, никогда не сделает: он стал вором. И всё это ради маленькой капельки того, что на вкус – просто на вкус – могло показаться хорошей жизнью.

Теперь же он лишился трети от 79 долларов 99 центов, Плюштрапа-Охотника, а может быть – даже и двух друзей, которые рискнули ради него головой, когда его жажда стала совсем уж нестерпимой.

Той ночью позвонила мама Оскара.

– Что-нибудь интересное сегодня случилось? – спросила она. Она всегда задавала этот вопрос, когда оставалась на работе, а он был дома, сам готовил себе ужин и сам ложился спать, пока она ухаживала за стариками в ночную смену.

– Вообще ничего, – ответил он, как и всегда. Только в этот раз ему было гораздо больнее это говорить, потому что сначала что-то интересное случилось… а вот потом уже нет.

* * *

Оскар проснулся, почувствовав запах кофе, как и обычно по утрам. Мама практически жила на кофе. Как ей удавалось приехать домой в три часа ночи, а потом встать в семь, Оскар совершенно искренне не понимал.

Когда он вылез из постели, его на мгновение испугали желеобразные глаза, прятавшиеся в огромных глазницах зелёной мохнатой морды. Они действительно были похожи на человеческие.

– Эй, привет, страшилище, – сказал он Плюштрапу.

Кролик стоял по стойке смирно у кровати, там, где он и оставил его вчера ночью. Маленький обломок ножа для масла по-прежнему торчал между двумя торчащими резцами.

Но, как и вчера, он не делал вообще ничего. Да и не должен был, учитывая, что из-за занавесок в комнату Оскара пробивался дневной свет. Ложась спать, он, может быть, даже надеялся, что ночь в тёмной комнате сумеет зарядить источник питания, который не удалось вчера включить ребятам. Но это была всего лишь очередная дурацкая надежда.

Оскар, одетый в свои фланелевые пижамные штаны, медленно прошёл по коридору и, как и всегда, поцеловал маму в щёку. Если бы Радж или Айзек это увидели, то ещё долго бы припоминали, но Оскар знал, насколько это важно для мамы, и не слишком возражал. Оскар выработал эту привычку после папиной смерти, даже без всякой просьбы от мамы. Когда он был ещё слишком маленьким, чтобы достать до щеки, он целовал её в локоть, потом – в плечо. Это даже поцелуем трудно было назвать, потому что Оскар поджимал губы, но разочаровывать маму было ни в коем случае нельзя.

Оскар налил себе стакан сока и насыпал в миску кукурузных хлопьев, потом начал жевать как ни в чём не бывало. Он не сразу заметил, что мама не говорит ему ни слова. Она читала газету, которую им до сих пор доставляли каждое утро, потому что, по её словам, подписка была дешевле, чем тариф для смартфона. Мама ни разу не подняла головы.

У него похолодело в животе.

– Что такое? – спросил он чуть более высоким, чем обычно, голосом.

Мама медленно сделала глоток кофе, потом убрала чашку от лица, но головы так и не подняла.

– Похоже, вчера днём в торговом центре что-то случилось.

Оскар не думал, что у него может похолодеть в животе ещё сильнее, но температура там стремительно приближалась к абсолютному нулю.

– Да? – спросил он и сунул в рот слишком много хлопьев, отчаянно стараясь сразу не выплюнуть их обратно.

– Угу, – проговорила мама. – Пишут, что «Эмпориуму» пришлось вызывать охрану и всё такое, – добавила она, сделав ещё глоток кофе.

– Ух ты, – сказал Оскар и положил в рот ещё ложку хлопьев, хотя даже не успел дожевать предыдущую.

– И всё из-за какой-то дурацкой игрушки. Говорят, пара ребят даже сумела стащить одну в суматохе.

Потом мама Оскара всё же подняла голову и устремила взгляд тёмно-карих глаз на Оскара. Им всегда говорили, насколько же они похожи: мягкие черты лица и тёмные, как уголь, глаза.

– Представляешь? – спросила она, и Оскар понял, что она действительно без всякого подвоха спрашивает, представляет ли он, что такое могло случиться. Потому что если он что-то – хоть что-то – об этом знает, то поверить, что это правда, будет уже не так сложно.