Дома, освободившись от переноски, Руслан прошелся на заплетающихся лапах по квартире, перенюхался с прочими нашими питомцами, шумно выхлебал миску воды и отправился с нами на первую московскую прогулку.
Имя мы ему уже надумали – Брейншторм! Красивое, звучное имя, мгновенно сократившееся до просто Брейн. «Мозг! – размышляла я. – Умным будет, ведь как корабль назовешь…»
Все шло хорошо ровно до вечера, когда, вернувшись с долгого променада по Строгинскому парку, погоняв голубей, поплескав в Москве-реке лапы и взболтнув там огромный свой язык, Брейнушка не кинулся сначала на Фроста, затем на Грушу, после на Шуню, повалив его на пол и принявшись с остервенением трепать за холку.
Получилось громко.
И, как сейчас помню, за окном уже темно. Ранний сентябрь. Время позднее. Соседи снизу, соседи сверху, везде соседи – а у нас в квартире собачьи вопли и человечьи крики, чего до сих пор ни разу в жизни не бывало. Разнимать не умеем. Как реагировать – не знаем. Кто-то из нас в панику, кто-то в истерику (подозреваю, что оба раза я), Дима кое-как собак разнял и позакрывал по разным комнатам. Брейна – в коридор, мне – телефонную трубку: «Звони. Спрашивай, что это может быть, отчего такое поведение».
У меня колени стучали друг о друга, пока волонтер на том конце провода слушал мой нервно-сбивчивый рассказ. Впрочем, ничего нового я не узнала, кроме того, что в приюте Брейн жил с другой какой-то собакой, у которой отжал будку. А больше ничего конкретного, никаких идей.
Мы не стали долго думать и наняли Брейнушке персонального кинолога. Одновременно ходили на групповые занятия, чтобы погасить агрессию к другим собакам – ну и по врачам. Его кривая голова не доставляла ему проблем, но в итоге походов к разным специалистам мы поняли, что Брейн не исправится, потому что на самом деле он не злой.
«У него черепно-мозговая травма, полученная в раннем детстве. Поведение вашего пса – ее последствия. Скорее всего, он живет в каком-то своем мире, у него могут быть галлюцинации, нужно смириться с этим», – сказал нам невролог.
И правда, агрессия Брейна не выглядела рядовой. Он мог кидаться на стены и кусать их или начинал играть с воздухом, будучи уже довольно взрослым псом. Особенно полюбилась ему игра со свежей землей – у нас в районе тогда клумбы перекапывали, чернозема по пути в парк масса. Ух как он летел в эти кучи! И прыгал, прыгал, словно рядом с ним играет еще одна собака. Примерно тогда мы узнали, что Брейн-то наш жил в детстве… на кладбище. И именно оттуда, уже с кривой головой, волонтеры его и забрали.
Не представляете, сколько пошло фантазий с ноткой черного юмора, когда два этих факта – кладбищенское детство и любовь играть со свежей землей – соединились друг с другом. С тех пор мы называем эти игры «Брейн и его невидимые друзья».
Не прошло и месяца, как лосенок начал проявлять агрессию по отношению к нам с мужем. Он всегда делал это без предупреждения и в опасной манере – прыгал в лицо. Русская пегая гончая – порода крупная. Брейн только рос, но в свои восемь месяцев он ставил лапы мне на плечи, а во мне 178 сантиметров роста. И когда такая тушенька делает бросок тебе в лицо или в шею – это очень страшно, правда.
Одновременно Брейн стал форменным погромщиком. Он разбирал квартиру в бетон. Напомню, занятия с персональным тренером и групповые занятия у нас тогда шли полным ходом! – и все проблемы наши пытались решать профессионалы. Муж прошел с Брейном курс ОКД и сдал его на пятерочку! Пес идеально выполнял команды – ровно до момента, как его начинало клинить.
Ничего не помогало. Чаще всего Брейн охранял нелепые и невидимые предметы – когда у него случался глюк, он мог начать охранять воздух вокруг себя. А охрана в его понимании – это всегда бросок.
Какое-то время дома в наморднике ходил. Однажды муж ремонтировал розетку в коридоре, присел за инструментом – и ему прилетел сзади в шею Брейн всей своей массой. Не будь он в наморднике, не было бы у меня мужа, определенно заявляю. И, конечно, мы его изолировали от других собак. Привыкшие перемещаться по всей квартире, они отчаянно не понимали, почему теперь их закрывают в комнатах, а выход на выгул через жившего в коридоре Брейна превратился в сложнейшее мероприятие. Брейн, разумеется, выгуливался индивидуально.
А теперь самое отягчающее обстоятельство: я была на первом триместре беременности, когда мы забрали в семью нашего косатика. Прозвище «косатик» – производное от косатки, хищного морского кита черно-белого окраса. Очень Брейн нам напоминал косатку своими круглыми блестящими боками и опасностью, которую, собственно говоря, представлял. Второе прозвище тоже навеяла морская тематика – «камбала». На этом позвольте остановиться чуть подробнее.