Кибер. Гражданин (СИ)

— Конечно. И если бы ты не послушал меня, мы бы полегли там, на месте засады. Так что ещё раз повторю, а ты запоминай: «Не смерть страшна — страшно, что всегда она приходит раньше времени». Как считаешь, твое время пришло? Или еще пожить охота?

— Пожить бы! — кивнул Ром, задумавшись. — Хорошо ты говоришь, Дим. Красиво!

— Это не я, это великие люди прошлой эпохи.

* * *

— Тут и вдвоем-то места мало, теперь еще и бородача этого, — Ром сплюнул на изрядно замусоренный пол, — охранять надо.

— А еще поить и кормить, — согласился Дим, — ну ты ведь понимаешь, он нам нужен, прежде всего, как источник информации.

— Ага, и как ты с ним изъясняться собираешься? Хотя не удивлюсь, если ты и по-ихнему лапочешь. С тебя станется дохрена-умный-Гражданин, — попытался изобразить голос Теда Шадо.

— Изучил, — кивнул Дим. — Пойду, попробую поговорить с пленником.

Он присел на корточки и внимательно оглядел языка, которого смог притащить его напарник. Среднего роста, сухощавый, но не из-за породы, скорее от недоедания, мужчина с бородой в два пальца длиной. Темные круги под глазами и обветренная кожа вкупе с простой, даже, скорее, бедной одеждой, прямо указывали на низкое социальное положение халифатца.

— Как тебя зовут? — слова на чужом языке звучали странно, но, судя по тому, что пленник перестал что-то бубнить себе под нос и ошарашенно открыл глаза, Диму стало ясно, что с языковым наречием он угадал.

Пленник что-то затараторил, постаравшись избавиться от пут. Отдельные слова принадлежали к турецкому, иные к арабскому, поэтому смысл его слов угадывался по интонации. Злой и рубленной. Что бородач сыпал проклятиями, было понятно даже Рому, который и близко не подступался к изучению чужого языка. Здоровяк оскалился, схватив в руку кусачки, что Дим принес в качестве трофея из лагеря салафов.

Халифатовец задергался еще сильнее, очевидно, испугавшись инструмента, который вполне бы сошел за орудие пыток. Но не это главное, голося в испуге, тот достаточно широко разевал рот, чтобы Дим приметил обломанные резцы.

— Ром, хорош его пугать. Кажется, это мой старый знакомый.

Рукой остановив Рома, Дим обратился к пленнику.

— Уважаемый, — первое слово выскочило из уст помимо воли. Вероятно, что такое обращение завязано в самой структуре языка. — Вы ведь понимаете, что молчаливым вы нам не нужны. Помолчать можно и с трупом. — Дим передумал сильно вуалировать угрозу.

— Я не боюсь смерти! А ты, неверный? — на все том же арабско-турецком диалекте произнес пленник, вложив в свои слова всю гордость.

— Не боишься, так и есть. Но для истинного салафа, — указательный палец Дима ткнулся в узкую, даже на его фоне, грудь пленника, — у неверного есть куда более страшная кара, чем смерть: обращение в такого же неверного.

С этими словами он вынул пластиковый крестик из-за пазухи, поцеловал его, а затем снял и на веревочке опустил распятие в широкое горлышко бутылки с водой. «Отче наш», заученное еще с детства, зазвучало монотонно над пластиковым сосудом.

Глаза пленника полезли на лоб, и он вновь принялся биться в неравной схватке с хомутами, сковавшими его руки и ноги. Вовремя помог Ром, с силой прижав ногой грудь пленника к стене, отчего тот заскулил, точно прижатая капканом крыса. Дим договорил слова молитвы, осенив воду на дне бутылки святым крестом, и не зная зачем, положил правую руку на волосы салафа.

— Что ты делаешь, неверный? — голос халифатовца от нервов сорвался на противный визг.

— Крещу тебя, — будто сказал нечто, само собою разумеющееся, ответил парень. — Если от тебя нет прока, мы тебя просто убьем, но к гуриям ты не попадешь.

— Я буду! Буду разговаривать с тобой. Я буду говорить! — заверещал бородатый пленник.

— Уверен? — с недоверием переспросил Дим, отнимая руку от лба иноверца.

— Да-да, уважаемый. Обещаю, клянусь Единственным и пророком его! — затараторил пленник.

— Клянешься? — вновь переспросил Дим.

— Клянусь! — часто закивал плачущий бородач.

— Клянешься? — Дим переспросил в третий раз.

— Клянусь!

— Ты трижды поклялся, салаф! — подвел итог разговору Дим.

— Да! — без пререканий согласился пленник.

Дим протянул ему бордовый рацион и воду.

— Покушай, уважаемый. Вскоре у нас с тобой состоится длинный разговор. — Дим наконец позволил себе улыбку и отошел к настороженно глядящему на них Рому.

Узкий вытянутый техотсек не позволял достаточно уединиться для разговора с глазу на глаз, но беседа между напарниками велась на языке Конфедерации, поэтому Дим не опасался, что пленник их поймет.

— Что это только что я увидел? — Дим отметил, что в речи Рома больше не было подозрительности, только интерес. Это обнадежило. — Сначала он клял тебя как мог, затем плакал, в конце начал благодарить. Что такого ты ему сказал?

— Наш пленник не боится смерти, пришлось пригрозить ему тем, чего он боится больше всего.

— И чем же?

— Пообещал, что перед тем, как убить, я обращу его в христианина, и он никогда не попадет в свой языческий рай.

— Но ведь нельзя стать христианином без веры и любви к Всевышнему! — запротестовал простоватый Ром, явно посещавший храм каждое воскресение.