Кибериада. Сказки роботов

Во время путешествия Магнат, который был Великим Коронным Подбронным, рассказывал Трурлю множество подробностей об одновременно романтической и драматической истории принцевых аморов. И сразу же по прибытии, после торжественных приветствий и проезда столицей средь флагов и толп, взялся конструктор за работу. Местом работы выбрал он себе прекрасный королевский парк; а находящийся в нем Храм Думания переделал в три недели в странную конструкцию, полную металла, кабелей и светящихся экранов. Был это, как пояснил он королю, женотрон – приспособление, используемое как в роли тренажера, так и тотального эротора с обратной связью; тот, кто находился в сердце аппарата, по одному взмаху познавал прелести, чары и соблазны, нашептывания, целования и милования как бы не всего прекрасного пола в Космосе сразу. Женотрон, в который Трурль превратил Храм Думания, обладал выходной мощностью четырехсот мегаморов, причем полезный коэффициент в спектре проникающего сладострастия достигал девяносто шести процентов, а эмиссия чувственности, измеряемая, как обычно, в киломилах, насчитывала их шесть на один дистанционно управляемый поцелуй. Женотрон оный был, кроме того, снабжен оборотными поглотителями безумства, каскадным усилителем «Милашки-обнимашки» и автоматом «первого взгляда», поскольку Трурль стоял на позициях профессора Афродонтуса, создавшего теорию внезапного влюбляющего поля.

Сия пречудесная конструкция обладала различными вспомогательными приборами, как то: быстротечной флиртовницей, редуктором ухаживаний и комплектом ласкачей и ласкалей; снаружи же, в специальной стеклянной кабине, виднелись гигантские циферблаты, на которых можно было во всех подробностях наблюдать за успехами разлюбляющего лечения. Как указывали цифры, женотрон давал длительные позитивные результаты в девяносто восьми случаях любовной суперфиксации из ста. Тем самым, шанс на спасение принца был огромен.

Сорок достойных пэров королевства четыре часа медленно, но упрямо тянули и толкали принца сквозь парк к Храму Думания, сочетая решительность действий с чествованием величества, поскольку принц вовсе не горел желанием быть разлюблённым и бодал и пинал верных придворных головой и ногами. Когда же королевич наконец-то был, при помощи многочисленных пуховых подушек, втолкнут внутрь, и когда дверь за ним захлопнули, Трурль, полный беспокойства, включил автомат, что принялся мертво отсчитывать: «Двадцать до ноля… девятнадцать до ноля… десять до ноля…» – пока не произнес ровным голосом: «Ноль! Пуск!», и синхроэроторы, включенные на целую мегаморическую силу, ринулись на жертву чувств, направленных столь фатально. Почти час Трурль всматривался в стрелки указателей, подрагивающих под высшим эротическим напряжением; однако те, увы, не фиксировали существенных изменений. Потому росло в нем неверие в результат лечения, но нынче уже не мог он поделать ничего, а потому пришлось ему терпеливо ждать, сложив руки. Он лишь проверял, падают ли гигапоцелуйчики под нужным углом, без лишнего разброса, и обладают ли флиртовница и ласкали достаточным числом оборотов, одновременно озаботившись, чтобы сгущение поля было близким к допустимому, поскольку ведь дело было не в том, чтобы пациент перелюбил, меняя объект чувств с Амарандины на машину, а чтобы освободился абсолютно. Наконец люк в торжественном молчании отворили. После откручивания крупных болтов, что герметически закрывали его, вместе с клубами сладчайшего аромата из затемненного нутра бессильно выпал принц купно с измятыми, теряющими лепестки розами, одурманенный неимоверной концентрацией страсти. Верные слуги подскочили и, подхватив его бессильные члены, услышали, как с бледных губ королевича срывается безгласно одно лишь слово: «Амарантида». Трурль сдержал проклятие, поскольку понял, что все зря: безумное чувство принца оказалось в критических условиях сильнее, чем все гигаморы и мегаласкачи женотрона, вместе взятые. И вот любвометр, приложенный ко лбу лежащего без сознания королевича, показал сто и семь делений, а потом треснуло у него стекло, и ртуть вылилась, неспокойно подрагивая, будто и ей передался кипящий дар чувств. Первая попытка не удалась.

Трурль, чернее ночи, вернулся в свои покои, и подсматривай кто за ним, непременно услышал бы, как он ходит от стены к стене в поисках средств спасения. Тем временем в парке слышен был шум – это каменщики, должные ремонтировать стену парка, из интереса влезли в женотрон и как-то его запустили, и потребовалось вызывать пожарных, поелику изнутри они выпрыгивали столь пылая страстью, что аж дым стоял коромыслом.