Когда мне совершенно нечем было заняться в Сан-Паулу, я с детьми проводила выходные в Кампинасе, в доме родителей. Не то чтобы я получала у них больше эмоций, чем находясь дома у телевизора (хотя и возможно), просто у меня были свои причины. Я приезжала не для себя: нескольких минут сосуществования с семьей было достаточно, чтобы я поссорилась с отцом или пришла в крайнее раздражение от вечных причитаний матери («Дочка, какая невыносимая жара сегодня! Дочка, как у меня от нее болит голова! Дочка, как трудно выносить эти мании твоего отца! Дочка, я совсем не спала сегодня ночью!» И тому подобное. В ряде случаев, и правда, было бы лучше остаться дома и поддаться гипнозу телевизора, чем пытаться улучшить наши отношения и играть роль хорошей дочери. Но именно совесть «хорошей дочери», которая всю жизнь должна была подстраиваться под желания других, не позволяла мне отдаться безделью и одиночеству и напоминала о ценности семьи.
Там я была
Итак, время от времени я со своей благословенной семьей ездила в это благословенное место, принося счастье и радость провинциальным жителям с фамилией Салви.
Пока не столкнулась лицом к лицу с подругой детства в одном кабачке в центре города. Компания была не из лучших, но все же с ней можно было поделиться идеей найти какого-нибудь красавчика. Нельзя сказать, что Кампинас славился хорошим вкусом своих жителей. Очень сложно было рассмотреть красоту за клетчатыми рубашками, карамельного цвета ботинками и желтыми штанами. Цепь с распятьем на груди была хитом среди мужчин из кабачка.
Торпеды, стрелы, пули и прочее оружие для заигрывания, нацеленное в нашу сторону, уже заставляло искриться наш стол, и даже при этом мы чувствовали себя находящимися в монастыре среди монашек. В поле зрения не было ни одного существа, которое бы хоть отдаленно напоминало представителя мужского пола и обладало чем-либо еще, кроме фаллоса и горы мускул.
Но вдруг я увидела Ромуалдо.
Мы вместе учились в школе в течение трех самых ужасных лет в моей жизни. Тогда мои родители вбили себе в голову перевести меня в главный колледж нашего штата, чтобы я осознала, что это за мир. Школа была отвратительная, грязнущая, бедная, где все как один учителя были никчемными, а ученики не получали совершенно никакого образования. Меня перевели туда перед пятым классом, и я отлично помню, как на протяжении трех лет я каждый божий день просила забрать меня оттуда. Лишь по истечении этого срока мои любимые (и обеспокоенные моим общественным сознанием) родители решили-таки прислушаться к моему мнению.
В соответствии с расписанием я находилась в школе с семи утра до часа дня. В час я возвращалась домой с лопающимся мочевым пузырем, так как не могла заходить в огромный загаженный туалет для девочек. Для меня было невыносимо видеть там низости, написанные менструальной кровью на стенах и дверях. Впрочем, эта обстановка была наиболее подходящей для моего развития, если учесть, что я жила в районе класса выше среднего в Кампинасе, в огромном доме с пятью квартирами и бассейном, училась играть на пианино, занималась бальными танцами и французским. Поистине, родители не могли бы выбрать лучшего учебного заведения, более соответствующего моему образу жизни.
В школе со мной обращались плохо все. Ученики, которые понимали, что я богаче и образованнее их, называли меня принцессочкой, вашим высочеством и т. д. – до того дня, когда они обнаружили, что у меня дома есть бассейн. Тогда они окружили меня, стали расхваливать мою одежду с совершенно нескрываемой целью быть приглашенными поплавать. Поскольку я была глупая, наивная и немного не от мира сего, я не догадывалась, из-за чего они вдруг полюбили меня и перестали придираться, и пригласила всех к себе.
Девочки были старше меня и уже начали оформляться, в отличие от меня, которой процесс полового созревания почти не коснулся. Я была такой же худой, как всегда, у меня не было еще волос в интимных местах и совсем не было груди, а менструация представлялась чем-то фантастическим.