Кика - женщина с изюминкой. Любовные успехи и неудачи разведенной журналистки

Я отдавалась так, словно это было в последний раз в моей жизни. Я была сверху, снизу, сбоку. Он был богом во всем, что мне так нравится. Моя интуиция никогда меня в этом не подводила, будь она благословенна! Искусные полизывания язычком самых чувствительных уголков моего тела лишь доказывали его исключительность как любовника. По статистике, подавляющее большинство мужчин (99%) в характеристике «мужская фантазия» обнаруживают очень низкий показатель, то есть далеки от приятных для женщин изощрений. Этот же был из исключительного 1%. Ротик. Затем язычок. Потом пальчик. В реальности все это не было уменьшенным, но так звучит куда менее непристойно. Наконец, встреча лицом к лицу и изгиб! Потрясающе. Крик боли! Все залито гелем (ночные столики очень стимулируют фантазию). Ода счастью. Страшный суд.

Конечно, было бы идеально, если бы мы расстались в самую умопомрачительную секунду и больше никогда не виделись. Я бы хотела, чтобы машина просигналила под моими окнами, и он выпрыгнул в окно со словами: «Ушел навсегда». Потому что, хотя секс был потрясающим, пропасть, которая всегда существовала между нами, теперь превратилась в бездну.

Я быстро уснула. Ровно настолько быстро, насколько позволило приличие, и куда менее быстро, чем того требовало мое изнуренное тело.

Я чувствовала себя совершенно одинокой. Неделя пробегала за неделей, день, загруженный работой, шел за днем. Но по сути, это было именно то, в чем моя потерянная душа нуждалась: ру-ти-на. Привычка стала движущей силой существования, и я больше не жила ради удовольствий и не мечтала, что мои бесчисленные желания сбудутся. Я жила просто потому, что была хозяйкой организма, который сам по себе не мог перестать функционировать, а я была совершенно не в состоянии запустить какое-нибудь устройство, которое могло бы жестоко износить организм до такой степени, чтобы он сам прекратил свою работу. А еще потому, что у меня было два маленьких красивых и полностью зависящих от меня созданьица, которые нуждались в уходе, любви и защите.

В течение какого-то периода единственным, что заставляло меня вылезти из постели, была мысль об Алисе и Софии, которые меня ждали. Я не хотела, чтобы у них осталось воспоминание о слабой и беспомощной матери, которая была не в состоянии радостно и с легкостью вести хозяйство в разоренной разводом семье. Так что я вставала и делала для своих малюток все, что было в моих силах. Я смотрела на них обеих и не могла понять, как такая непредсказуемая и безответственная личность, как я, вообще могла родить на свет этих прелестных, симпатичных девчушек. Я начинала вспоминать себя.

Я была робкая, серьезная девочка, не приученная улыбаться и разговаривать с незнакомыми. Я воплощала собой полное отсутствие цивилизации. Это происходило из-за того тихого, скорбного и болотистого хаоса, в котором жила моя семья, в котором приходилось жить и мне. И я жила в нем, изводимая таким острым неврозом, что мир казался мне предательским, опасным и чужим. Я была ходячим молчаливым результатом всех ошибок моей семьи.

Девочки были нежными, хотя порой казались бессердечными. Впрочем, бессердечность – необходимая черта характера, весьма полезная для самозащиты. Они обладали (в отличие от меня) веселым нравом, их отец всегда гордился тем, что у него две дочери, удивительно похожие на него в детстве. Он был в детстве толстеньким, розовощеким, улыбчивым – одним словом, мечтой любой матери.