Ким

-- Но, Дружок Всего Мира, надо подумать о моей чести и репутации. Все офицеры сахибы во всех полках и вся Амбала знают Махбуба Али. Люди видели, как я подхватил тебя и стегнул мальчишку. И теперь мы видны издалека на этой равнине. Как могу я увезти тебя, как мне объяснить твое исчезновение, если я спущу тебя на землю и дам тебе удрать в хлеба? Ведь за это меня посадят в тюрьму. Имей терпение. Родился сахибом, век будешь сахибом. А когда станешь мужчиной, кто знает, быть может, ты будешь благодарен Махбубу Али.

-- Отвези меня подальше от их часовых куда-нибудь, где я смогу снять с себя это красное платье. Дай мне денег, и я поеду в Бенарес к своему ламе. Я не хочу быть сахибом, вспомни, что я передал то послание.

Жеребец сделал отчаянный скачок. Махбуб Али опрометчиво вонзил ему в бока острые края стремени. (Он был не из тех щеголеватых современных барышников, которые носят английские сапоги со шпорами.) Ким понял, что Махбуб выдал себя, и сделал соответствующие выводы.

-- Пустяковое дело. Тебе оно было поручено потому, что ты мог исполнить его по пути в Бенарес. И я и сахиб уже забыли об этом. Я посылаю столько писем и сообщений людям, которые наводят справки о лошадях, что все они перепутались у меня в голове. Кажется, дело касалось какой-то гнедой кобылы, чью родословную хотел получить Питерс-сахиб?

Ким сейчас же заметил ловушку. Подтверди он, что дело касалось "гнедой кобылы", Махбуб понял бы, по его готовности принять поправку, что мальчик о чем-то подозревает. Поэтому Ким возразил:

-- Гнедая кобыла? Нет. Я не путаю своих поручений. Это было насчет белого жеребца.

-- Да, правильно. Белый арабский жеребец. Но ты писал мне о гнедой кобыле.

-- Кто будет говорить правду писцу?-- ответил Ким, чувствуя, как руки Махбуба прижались к его сердцу.

-- Эй, Махбуб! Эй, старый плут, стойте!-- послышался голос. Какойто англичанин верхом на маленьком пони, обученном для игры в поло, подъехал рысью.-- Я гнался за вами чуть ли не от самого города. Кабулец у вас резвый. Продадите, а?

-- Скоро мне сюда приведут молодого конька. Небо создало его для тонкой и трудной игры в поло. Ему нет равного. Он...

-- Играет в поло и прислуживает за столом. Да. Знаем мы все это. Черт возьми, что у вас такое в седле?

-- Мальчик,-- серьезно ответил Махбуб.-- Его поколотил другой мальчик. Отец его был когда-то белым солдатом, участвовал в большой войне. Мальчик рос в городе Лахоре. Он играл с моими лошадьми, когда был еще совсем маленьким. А теперь его, кажется, хотят сделать солдатом. На днях его поймал полк, в котором служил его отец; этот полк пошел на войну на прошлой неделе. Но не думаю, чтобы ему хотелось быть солдатом. Я взял его покататься. Скажи, где твои казармы, и я ссажу тебя около них.

-- Отпусти меня. Я и один найду казармы.

-- А если ты удерешь, кто скажет, что не я в этом виноват?

-- Он прибежит назад к обеду. Куда он может убежать?-сказал англичанин.

-- Он родился в этой стране. У него есть друзья. Он бродит, где хочет. Он чабук савар (хороший ездок). Стоит ему только переодеться, и он в мгновение ока превратится в мальчишку-индуса низкой касты.

-- Как бы не так!-- англичанин критически оглядел мальчика, а Махбуб повернул к казармам.

Ким заскрипел зубами. Махбуб, очевидно, смеялся над ним, как вероломный афганец, ибо он продолжал:

-- Его отправят в школу, наденут ему на ноги тяжелые сапоги и запеленают его в эти одежды. Тогда он забудет все, что знает. Ну, в какой из казарм ты живешь?

Ким показал пальцем,-- говорить он не мог,-- на флигель отца Виктора, белевший поблизости.

-- Может статься, из него выйдет хороший солдат,-задумчиво промолвил Махбуб.-- Во всяком случае, хороший ординарец. Как-то раз я послал его из Лахора передать одно сообщение. Насчет родословной белого жеребца.

Это было смертельное оскорбление, нанесенное после еще более смертельной обиды, и сахиб, которому Ким так ловко передал письмо, повлекшее за собой войну, все это слышал! Ким представил себе Махбуба горящим в огне за предательство, но для себя он предвидел только длинную вереницу казарм, школ и опять казарм. Он с мольбой взглянул на точеное лицо офицера. Но по лицу этому никак нельзя было догадаться, узнал англичанин мальчика или нет. Однако даже в такой ситуации Киму и в голову не пришло отдаться на милость белого человека или выдать афганца. А Махбуб пристально смотрел на англичанина, который столь же пристально рассматривал дрожащего, онемевшего Кима.

-- Мой конь хорошо выезжен,-- сказал барышник.-- Иной, пожалуй, лягнул бы, сахиб.

-- А,-- произнес, наконец, англичанин, почесывая ручкой хлыста загривок пони.-- А кто хочет сделать мальчика солдатом?

-- Он говорит, что полк, который нашел его, и в особенности падресахиб этого полка.

-- Вон этот падре!-- проговорил Ким, увидев отца Виктора, с непокрытой головой спускавшегося к ним с веранды.

-- Да сгинут силы тьмы! О'Хара, сколько же у тебя приятелей в Азии?-- воскликнул он, обращаясь к Киму, который соскользнул на землю и, растерянный, стоял перед ним.