Ким

Е.23-й, в чьем лице не дрогнул и мускул, ответил потоком грязнейших ругательств, которые, разумеется, привели в восторг Кима. Это напоминало ему о ребятах-барабанщиках и казарменных метельщиках в Амбале в тяжелую пору его первых школьных дней.

-- Болван!--протянул англичанин.--Никле джао! Ступай в вагон.

Шаг за шагом, почтительно отступая и понизив голос, желтый саджу полез назад в свой вагон, проклиная полицейского инспектора и отдаленнейших потомков его проклятием Камня Царицы,-- тут Ким чуть не подпрыгнул,-- проклятием письмен под Камнем Царицы и проклятием множества других богов с совершенно неизвестными именами.

-- Не понимаю, что ты плетешь,-- рассерженный англичанин покраснел,-- но это какая-то неслыханная дерзость. Вон отсюда!

Е.23-й, притворяясь непонимающим, с важностью вытащил свой билет, но англичанин сердито вырвал билет у него из рук.

-- О, зулум! Какой произвол!-- проворчал джат в своем углу.-- И все это за простую шутку.-- Перед этим он посмеивался над несдержанными выражениями садху.-- Твои заклинания что-то неважно действуют нынче, святой человек!

Садху пошел за полицейским, униженно его умоляя. Толпа пассажиров, поглощенная заботами о своих детях и узлах, ничего не заметила. Ким выскользнул вслед за ними, ибо ему вдруг вспомнилось, что три года назад близ Амбалы этот сердитый глупый сахиб громогласно высказывал одной старой даме свое мнение о ее наружности.

-- Все в порядке,-- шепнул ему садху, стиснутый орущей, шумной, растерянной толпой; под ногами у него путалась персидская борзая собака, а сзади напирал раджпут-- сокольничий с клеткой крикливых соколов.-- Он пошел дать знать о письме, которое я припрятал. Мне говорили, что он в Пешаваре. А ведь я должен был бы знать, что он, как крокодил,-- всегда не в той заводи, где его ищут. Он спас меня от беды, но жизнью своей я обязан тебе.

-- Разве он тоже один из Нас?-- Ким проскочил под мышкой жирного меварского погонщика верблюдов и растолкал целый выводок стрекочущих сингхских матрон.

-- Да, и из самых главных. Нам обоим повезло. Я доложу ему о том, что ты сделал. Под его покровительством я в безопасности. Он выбрался из толпы, осаждавшей вагоны, и сел на корточки у скамейки близ телеграфной конторы.

-- Вернись в вагон, не то твое место займут. Не беспокойся о деле, брат, и о моей жизни. Ты дал мне передохнуть, а Стрик-лендсахиб вытащил меня на сушу. Возможно, мы еще поработаем с тобой вместе в Игре. До свидания!

Ким поспешил назад в вагон; он был горд, поражен, но слегка уязвлен тем, что у него нет ключей к окружающим его тайнам.

"Я только новичок в Игре, это правда. Я не мог бы спастись, с такой ловкостью перепрыгнув в безопасное место, как это сделал садху. Он знал, что "под самой лампой темней всего". Мне бы и в голову не пришло сообщать о себе сведения под видом проклятий... А как умно вел себя этот сахиб! Ну что ж, я спас жизнь одного из..."-- А куда девался камбох, святой человек?-прошептал он, занимая м^то в переполненном отделении вагона.

-- Его одолел страх,-- ответил лама с нежным лукавством.-Он видел, как в мгновение ока ты превратил махрата в садху, чтобы уберечь его от беды. Это потрясло его. Потом он видел, как садху угодил прямо в лапы полиции -- тоже из-за тебя. Тогда он схватил своего сына и удрал, ибо, по его словам, ты превратил мирного торговца в бесстыдного сквернослова, оскорбляющего сахибов, и он убоялся подобного жребия для себя. Где же садху?

-- В полиции,-- сказал Ким.-- Однако я спас ребенка камбоха.

Лама с кротким видом взял понюшку табаку. -- Ах, чела, видишь, как ты сплоховал! Ты вылечил ребенка камбоха исключительно ради того, чтобы приобрести заслугу. Но ты заколдовал махрата из тщеславных побуждений,-- я наблюдал за тобой,-- и в это время ты искоса поглядывал на дряхлого старика и на неразумного крестьянина, которых хотел удивить: отсюда беда и подозрение.

Ким сдержался большим усилием воли, а это в его возрасте было непросто. Как и всякому другому юноше, ему было неприятно слушать незаслуженные порицания или быть неправильно понятым, но деваться ему было некуда. Поезд оставил позади Дели и погрузился в ночь. -- Это правда,-- пробормотал он.-- Я поступил дурно, если обидел тебя.

-- Больше того, чела. Ты бросил в мир поступок, и, как от камня, брошенного в пруд, разбегаются круги, так и у твоего поступка будут последствия, и ты не можешь знать сколь далекие.